Эра Меркурия. Евреи в современном мире

Подобно новой элите Петра Первого, “советская интеллигенция” создавалась для того, чтобы служить государству, а кончила тем, что посвятила себя служению “совести” (разделенной в разных пропорциях между “прогрессом” и “народом”). Чем дольше государство цеплялось за свою основополагающую истину и чем больше настаивало на инструментальном подходе к профессиональной элите, тем стремительней росла преданность элиты народу и (“подлинному”) прогрессу. Для Андрея Сахарова, отца советской водородной бомбы, борца за подлинный (т. е. негосударственный) прогресс и голоса совести прозападной части советской интеллигенции, момент истины наступил в 1955 году, в день первого успешного испытания его “изделия”. Как вспоминает Сахаров, все главные участники эксперимента были приглашены на банкет в резиденции командующего ракетными войсками стратегического назначения СССР маршала Неделина.

Наконец, все уселись. Коньяк разлит по бокалам. “Секретари” Курчатова, Харитона и мои стояли вдоль одной из стен. Неделин кивнул в мою сторону, приглашая произнести первый тост. Я взял бокал, встал и сказал примерно следующее:

– Я предлагаю выпить за то, чтобы наши изделия взрывались так же успешно, как сегодня, над полигонами и никогда – над городами.

За столом наступило молчание, как будто я произнес нечто неприличное. Все замерли. Неделин усмехнулся и, тоже поднявшись с бокалом в руке, сказал:

– Разрешите рассказать одну притчу. Старик перед иконой с лампадкой, в одной рубахе, молится: “Направь и укрепи, направь и укрепи”. А старуха лежит на печке и подает оттуда голос: “Ты, старый, молись только об укреплении, направить я и сама сумею!” Давайте выпьем за укрепление.

Я весь сжался, как мне кажется – побледнел (обычно я краснею)… Смысл его рассказика (полунеприличного, полубогохульного, что тоже было неприятно) был ясен мне, ясен и всем присутствующим. Мы – изобретатели, ученые, инженеры, рабочие – сделали страшное оружие, самое страшное в истории человечества. Но использование его целиком будет вне нашего контроля. Решать (“направлять”, словами притчи) будут они – те, кто на вершине власти, партийной и военной иерархии. Конечно, понимать я понимал это и раньше. Не настолько я был наивен. Но одно дело – понимать, и другое – ощущать всем своим существом как реальность жизни и смерти. Мысли и ощущения, которые формировались тогда и не ослабевают с тех пор, вместе со многими другими, что принесла жизнь, в последующие годы привели к изменению всей моей позиции[483].