Эразм Роттердамский Стихотворения. Иоанн Секунд Поцелуи

Думал часто один молча об этом я,
К человеку стремясь всею тоской своей,
Кто кифары святой гнал бы завистников.
Рад я: здесь ты союзник мой.
Я признаюсь — меня вяжет лихая боль;
Спеси, варварства всех наглых ревнителей,
Дщери Зевса[49]

, прошу, вместе оплачем здесь,40 Случай этот ведь стоит слез.
Сонм невежд, что святых не понимает строф,
Презирая чернит звуки Кастальских муз;
Ты же, муза, гоня глупых, безмозглых прочь,
В безысходной нужде сама.
Но безумство их душ, сердца безжалостность
Укрощает она, лютого демона.
Коль подобен ты ей, песни люби, берясь
Вновь за лиру, что дарит мир.
Но уж так глубоко в сердце твоем теперь
50 Ярость та и теснит печень во всю твою,
Что Пеона рукой[50] не истребить ее,
И спасения нет тебе.
Как ты жалок, увы, кто отвергаешь дар
Столь целебный тебе дивного пластыря,
Ты вредишь и врачу — разве излечишься?
Ты не жив, ты кончаешься.
Жалкий, я ухожу: песни претят тебе?
Вот апостол, писал Павел галатам кто,[51]
Внес в посланье свое лиру Меонии,[52]
60 Порицая обжорства грех.
Очень часто к тому ж люди ученые
В книгах нравственных все, лавром венчанные
Песнопенья берут, к церкви приладив их, —
Лев, Лука и Иероним.[53]

Эразм

Что ж? Ужель не сочтешь верной причину ты,
Создающую стиль? Разве не правду я
Здесь сказал обо всем, спутник мой? Правду здесь
Я сказал, а судьей ты был.
Не услышишь нигде трубный Вергилия
70 Глас и лиру — нигде, прелесть Гомерову,
И нигде, мне поверь, не услыхать стихов
Утонченных Папиния.[54]
Где, скажите мне, Флакк,[55]

светоч поэзии?Или где тот Лукан,[56] кто убиение
Зятя пел[57] языком славного Пиндара?
Позабыты и презрены.
В крае Фебовом в сем солнечном не было
Места, и островка не было малого,
Каллиопа не шла где бы стопой своей, —
80 В песнопеньях искусная.
Пухлогубый индус с кожею смуглою,
Кто над светлой водой первым идет смотреть
Феба новый восход златоголового, —
Любит даже и он стихи.
Феспиадов Гадес[58] также стихи познал,
Что всех ближе лежит к солнцу закатному,
И последним глядит, как омывает день
В океане дневную пыль.
Что о многом твердить? Крайняя Туле их[59]
90 Знала, в сонме теней Стикса пустынного
Не в презренье стихи: вот и свидетель есть —
Сам Родопский поэт, Орфей.[60]
Он игрою своей, о похищении
Эвридики скорбя,[61] царство подземное,
Говорят, умолил, тронул Плутона он,
На кифаре играючи.

Корнелий