Читаем Эразм Роттердамский Стихотворения. Иоанн Секунд Поцелуи полностью

Славно условились мы о тысячах двух поцелуев,И поцелуев я дал тысячу, тысячу взял.О, соблюла ты число, клянусь, моя радость Неера, —Но никогда не склонна к точному счету любовь!Кто похвалил бы хлеба, чьи колосья возможно исчислить?Кто сосчитал бы траву на орошенной земле?Вакх, возносят тебе о сотне ли гроздьев моленья?Сельское кто божество молит о тысяче пчел?Если Юпитер благой кропит пересохшее поле,То упадающих вод капли не в силах мы счесть;Или когда от ветров содрогается воздух, и в небеГневный Юпитер рукой схватит оружье свое,Буйственным градом лазурь побивая морей или землю,Сколько он буйный сметет нив и во скольких местах?Также и зло и добро посылается с неба без счета, —Мощен Юпитера дом, так подобает ему.Ты же, сама божество, красивее оной богини.Что по морскому пути в зыблемой конхе плыла,Неба дары, — поцелуи, — зачем числу подчиняешь?Ведь не считаешь моих стонов, жестокая, ты!Ты не считаешь и слёз, нистекающих, словно потокиВечно бегущей воды, вдоль по лицу моему.Если считаешь ты слезы, считай и лобзанья, — но еслиСлёз не считаешь, нельзя и поцелуи считать.Дай же ты мне утешений — напрасных! — в томительных муках,Ради бесчисленных слез счет поцелуям прерви.

7[419]

Поцелуев до сотни сот,Поцелуев до тысяч ста,Или тысяч до тысячи,Тысяч тысячи многие, —Сколько в море СицилииКапель, звезд ли на небе, —Столько рдяным твоим щекам,Столько рдяным твоим губамИ глазам говорящим дамВ неустанном порыве я,О красотка Неера!Но едва лишь обнимемся,Сблизив щеки румяные,Сблизив губы горячиеИ глаза говорящие,Не дается увидеть мнеГуб и розовых щек твоих,Ни твоих говорящих глаз,Ни улыбки умильной.А они — словно Цинтий-бог.Черный с неба согнавший кров,Сквозь эфир успокоенныйКоней блещущих правящий,Светлый рдяным сиянием, —Все слезинки со щек моих,Все заботы с души моей,Вздохи все отгоняют.Ах! Сколь сильный у глаз моихВозникает с губами спор!Самого я смогу ль стерпетьГромовержца соперником?Так, соперничая, глазаГуб моих не выносят.

8[420]

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

Сага о Ньяле
Сага о Ньяле

«Сага о Ньяле» – самая большая из всех родовых саг и единственная родовая сага, в которой рассказывается о людях с южного побережья Исландии. Меткость характеристик, драматизм действия и необыкновенная живость языка и являются причиной того, что «Сага о Ньяле» всегда была и продолжает быть самой любимой книгой исландского парода. Этому способствует еще и то, что ее центральные образы – великодушный и благородный Гуннар, который никогда не брал в руки оружия у себя на родине, кроме как для того, чтобы защищать свою жизнь, и его верный друг – мудрый и миролюбивый Ньяль, который вообще никогда по брал в руки оружия. Гибель сначала одного из них, а потом другого – две трагические вершины этой замечательной саги, которая, после грандиозной тяжбы о сожжении Ньяля и грандиозной мести за его сожжение, кончается полным примирением оставшихся в живых участников распри.Эта сага возникла в конце XIII века, т. е. позднее других родовых саг. Она сохранилась в очень многих списках не древнее 1300 г. Сага распадается на две саги, приблизительно одинакового объема, – сагу о Гуннаро и сагу о сожжении Ньяля. Кроме того, в ней есть две побочные сюжетные линии – история Хрута и его жены Унн и история двух первых браков Халльгерд, а во второй половине саги есть две чужеродные вставки – история христианизации Исландии и рассказ о битве с королем Брианом в Ирландии. В этой саге наряду с устной традицией использованы письменные источники.

Исландские саги

Европейская старинная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги
Гаргантюа и Пантагрюэль
Гаргантюа и Пантагрюэль

«Гаргантюа и Пантагрюэль» — веселая, темпераментная энциклопедия нравов европейского Ренессанса. Великий Рабле подобрал такой ключ к жизни, к народному творчеству, чтобы на страницах романа жизнь забила ключом, не иссякающим в веках, — и раскаты его гомерческого хохота его героев до сих пор слышны в мировой литературе.В романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» чудесным образом уживаются откровенная насмешка и сложный гротеск, непристойность и глубина. "Рабле собирал мудрость в народной стихии старинных провинциальных наречий, поговорок, пословиц, школьных фарсов, из уст дураков и шутов. Но, преломляясь через это шутовство, раскрываются во всем своем величии гений века и его пророческая сила", — писал историк Мишле.Этот шедевр венчает карнавальную культуру Средневековья, проливая "обратный свет на тысячелетия развития народной смеховой культуры".Заразительный раблезианский смех оздоровил литературу и навсегда покорил широкую читательскую аудиторию. Богатейшая языковая палитра романа сохранена замечательным переводом Н.Любимова, а яркая образность нашла идеальное выражение в иллюстрациях французского художника Густава Доре.Вступительная статья А. Дживелегова, примечания С. Артамонова и С. Маркиша.

Франсуа Рабле

Европейская старинная литература