Эрдейский поход

Ехали долго, не останавливаясь — опасались погони. Даже подстреленного дружинника перевязывали на ходу, благо, рана оказалась неглубокой: наконечник брянской стрелы наполовину застрял в доброй кольчуге двойного плетения.

Потом пробирались по границе между Киевским и Переяславским княжествам. Тоже двигались лесами — не такими уже дремучими, часто иссечёнными наезженными трактами и приметными охотничьими тропами. Тут было проще — тут Бранко знал, где поставлены заставы и засеки, и как пройти, чтоб ни на одну из них не наткнуться.

Десна, указывавшая путь, вскоре слилась с широководным величественным Днепром. Затем миновали извилистую и узкую Рось-реку. А после и леса остались позади, и даже редкие рощицы как-то незаметно сошли на нет.

Сторожная дружина вошла в половецкие степи. Бескрайние, безлюдные и пустынные. Как и говорил волох.

Людей не встречали. Ни половцев, ни татар, ни угорских сбегов. Ни в первый день пути, ни во второй, ни в третий. Лишь однажды — уже изрядно отдалившись от русских границ, дружинники наткнулись на старые кострища. Да пару раз видели дымы у самого горизонта. Беженцы? Степные пожары? Поворачивать и проверять не стали — далеко слишком. И не по пути.

Спать теперь ложились, не снимая доспехов. Не ленились лишний раз, даже без особой нужды почистить серебряные насечки и накладки. Коней на ночь сгоняли в центр стана, по кругу выставляли стражу. Менялись часто. Жгли огни — не таясь, много. Лихого человека в чужой степи не страшились. А вот против нечисти костры хорошо помогают. Живое пламя столь же губительно для тёмной твари, как и серебро.

Не доезжая до древнего Маврокастронского порта Белогорода, на брошенных рыбацких лодках, что валялись по левому берегу, переправились через Днестр. Нистру — так назвал эту широченную реку волох Бранко. Земли же, что лежали за ней, волох поименовал Транснистрией [16] и Бесарабией.

Переправа далась нелегко. Поклажу перевезли в плоскодонках без потерь, а вот коней уберегли не всех. С полдюжины животных так и не смогли одолеть водную преграду. Хоть и держали их с лодочной кормы за узду, да не удержали. Утопла несчастная скотина…

Дальше продвигались побережьем Русского моря [17]. Потом вышли к Дунаю — главной реке угров и всех окрестных земель. И вдоль Дуная — по границе Болгарского царства вступили в Валахию.

Вот там-то и началось…

Глава 13

Как-то в ночь всех переполошил вой — далёкий-далёкий, протяжный, заунывный. Жуткий. Похожий на волчий, но лишь только похожий. А так — страшнее гораздо: кровь стынет, мурашки бегут, сердце сжимается и катится к пяткам. Этаких волков Всеволоду слышать ещё не доводилось.

А вой всё висел и висел над степью, навевая смертельную тоску, вселяя ужас и беспокоя даже самые стойкие души. Хотя выл только один зверь — не стая.

— Вриколак, — негромко сказал Бранко.

— Вервольф, — прислушавшись, согласился Конрад.

— Волкодлак, — шептались дружинники.

— Торопиться нам надо, Всеволод, — после долгой паузы промолвил волох-проводник. — Раз уж сюда добралась нечисть… Слишком быстро расползаются твари по миру. Вриколаки — первые вестники беды. За ними придут стригои.

Волновались лошади на привязи.

В следующую ночь потеряли коней. Трёх сразу. Стремительная утробно рычащая тень внезапно вынырнула из ночи, перемахнула через пригасшие сторожевые костры…

Свистнули в воздухе стрелы дозорных, мелькнули брошенные сулицы с вкованными в наконечники серебряными нитями. Но ни стрелы, ни дротики не поспели за невиданным зверем.

Зверь был огромен, свиреп и ужасен. Кудлатой тёмно-серой шерстью и хищной вытянутой собачьей мордой походил на волка. Или на пса. Только вот по размеру… Ну, не бывает волков и собак величиной с крупного телка. Собственно, окрас и размер — вот и всё, что успели в тот раз разглядеть дозорные дружинники. И ещё клыки с нож-засапожник. И такие же когти. И пену из разверстой красной пасти.

Сначала ночная тварь бросилась на людей. Разметала трёх выскочивших навстречу воинов. Быстро — никто и мечом махнуть не успел. Однако и сама зверюга дико взвыла — видимо, ожгла лапы о посеребрённые брони — и, резко прянув в сторону, очутилась среди перепуганных коней. Лошадей на ночь вязали крепко, потому и не посрывались все. Только бились отчаянно на ремнях. И гибли.

Всё свершилось в считанные мгновения. Прежде чем подоспели люди, пали две вьючные лошади. Одна — с перекушенным хребтом. У другой вмиг были вырваны потроха и горло.

Сильный молодой жеребец десятника Ильи всё же оборвал путы, метнулся прочь с привязи-бойни. Обезумев, рванул через тюки, людей, костры. Унёсся в степь, в ночь, во тьму. Волкодлак — следом.

Ускакал конь недалеко. Истошно-жалобное ржание, больше похожее на предсмертный крик человека, возвестило о печальной участи жеребца.

Бежать за конём Всеволод запретил. Илью удержал силком. Опрокинул, влепив рукоятью меча по затылку. Придавил к земле.

— Сам погибнуть хочешь?! За лагерные огни — ни ногой! Никому — ни ногой!