Эрдейский поход

Всеволод опустил мечи. Шумно выдохнул. Кроме бабки в юрте больше никого не было.

А в половецкий шатёр уже вбегали и вваливались его спутники. Бранко, Конрад, десятник Илья со всем своим десятком… Снаружи тоже слышался шум — волновалась дружина.

— Всем — стоять! — приказал Всеволод. — Оружие — убрать!

И добавил спокойнее:

— Опасности нет.

Старуха уже выползала из укрытия. Что-то бормотала испуганно и невнятно себе под нос. Теперь Всеволод смог разглядеть плоское лицо, слезящиеся раскосые глазки. Половчанка…

Бранко подошёл ближе. Что-то спросил.

Старуха ответила. Волох перекинулся с ней ещё парой фраз. Ишь ты! Толмач — он толмач и есть. Тевтонский проводник, похоже, неплохо знал языки степняков.

Глава 14

— Кто такая? — спросил Всеволод волоха. — Что говорит?

— Шаманка она. Ведьма.

— Это и так видно, — Конрад поморщился — неприязненно и брезгливо, — в костёр бы её, а?

Всеволод насупился:

— Не спеши, сакс. Не для того мы в поход против нечисти идём, чтобы людей по пути жечь.

— Люди-то — они разные бывают, — сверкнул глазами тевтон. — А из-за ведьм, да колдунов всяких, все наши беды. Ведь это такие, как она, границу между мирами порушили.

— Вообще-то таким, как она, сломать рудную границу не под силу, — вставил своё слово Бранко. — В кипчакских [18] родах никогда не было истинных магов, в чьих жилах течёт кровь Изначальных. А с приходом татар и вовсе ослабело это племя. Вымирает оно нынче. Заговор от болезни и хищного зверя, да прочее мелкое ведовство — вот и всё, на что способна старуха.

— А хоть бы и мелкое! На землях ордена её бы давно…

— Мы сейчас не на землях ордена, Конрад, — оборвал Всеволод. — Я хочу поговорить со старухой. Бранко, спроси, где её род и что она сама делает здесь. И про кости вокруг юрты — тоже спроси, не забудь.

— Ты и сам можешь её расспросить, — пожал плечами волох. — Она по-русски понимает и сносно говорит. Слушай… для тебя рассказывают.

Старуха всё бормотала и бормотала. Всеволод прислушался. А ведь, и правда! Мешанина из половецкой речи и привычного с детства языка, была теперь вовсе не бестолковой. Незнакомые половецкие слова Всеволод пропускал. Русских — почти не коверканных уже (видимо, старуха совладала с первым страхом) — хватало с лихвой, чтобы понять…

— Ночные демоны-волки пришли с Западных гор, — причитала старуха. — Большие звери, большие зубы. Демон-волк ест человека и лошадь, и барана, и быка — всё ест ненасытная ночная тварь. Храбрых воинов-богатуров пожрал и их жён, и их детей, и их стариков. Кто мог — бежал. Весь мой род бежал, я тоже бежала. Но я стара, мне бежать трудно. Демон-волк скачет быстрее, чем конь. Ночью всех догнал. Здесь догнал. Есть стал. Кости видел, урус-хан? А как всех съел — я одна осталась. Не на чем ехать дальше. Не с кем ехать дальше. Разбирать юрту не буду. Помирать здесь буду.

— Ладно говоришь, бабка, — хмыкнул Всеволод, — да не очень складно. Не могу я в толк взять: если всех вокруг сожрали, как же ты сама уцелела. Под шкурами этими, что ли, отсиделась?

Всеволод пнул ворох грязных шкур, в которых пряталась шаманка.

— Нет, урус-хан, — мотнулась из стороны в сторону седая голова, — Шкуры не спасут от демона-волка.

— Тогда что же тебя спасло?

Старуха подняла на Всеволода узкие выцветшие глаза. Долго-долго всматривалась в его лицо. Потом потресканные губы ведьмачки вдруг скривились в улыбке. На миг обнажились жёлтые, сильно стёртые, но крепкие ещё зубы.

— Слово я заветное знаю, урус-хан.

— Какое такое слово?

— Слово-оберег, что от степных и лесных волков надёжно хранит.

— И?

— И от пришлой смерти в обличье ночного демона-волка сохранило тоже.

— Врёт, ведьма! — процедил Конрад, — Вервольфа словом не остановить. И от простого волка нет заговора! И не было никогда.

Всеволод поднял руку, утихомиривая немца:

— Погоди-погоди, тевтон. Может, у вас в Саксонии, да Семиградье не было, потому как без нужды вам то за каменными стенами городов и замков, а у степняков — иначе… Кочевник куда как ближе с волком знается, его от волка иной раз только войлок юрты и отделяет. Да и наши ведуны, жившие в прежние времена в лесных чащобах, если верить старым преданиям, умели своей воле серых подчинять. Так что, глядишь, и на оборотня в волчьем обличье тоже заговор найти можно.

— Ай, молодец, ай, верно говоришь, урус-хан, — снова осклабилась половчанка.

— Отчего ты меня всё время урус-ханом зовёшь, старуха? — нахмурился Всеволод.

— Ты первым вошёл в юрту, ты приказываешь, и тебе подчиняются — значит, ты хан или знатный нойон. И доспех на тебе, который не носит степной богатур, но носит русский витязь. Да и не ездят здесь уже давно отважные степные богатуры — растерзаны они ночными демонами-волками. А кто уцелел — уводит сейчас свои роды и семьи далеко на восток. Так что догадаться, откуда ты пришёл, не трудно. А вот куда идёшь… И зачем…

Что ж, любопытство старухи можно удовлетворить. Частично. Нет в том никакой беды.

— За Карпатские хребты мы едем, бабка, в страну угров. А с какой целью — то не твоего ума дела.