Эрдейский поход

— Я — всего лишь проводник. Я — веду. Когда и куда — решать другим. Но сдаётся мне, раз слово старухи-шаманки сдержало одного вриколака, то остановит и прочих. А кровопийц-стригоев до перевала мы не встретим. Водились бы поблизости стригои — не рыскали бы здесь оборотни. Во время Набега вриколаки всегда приходят первыми. Но первыми же и уходят, когда появляется иная нечисть. Стригоев они боятся и стараются держаться от них на расстоянии нескольких ночных переходов.

— Выезжаем, — сказал своё последнее слово Всеволод. — Возьмите факелы. Доспехов не снимать, оружия не прятать, коней держать крепко. Загонных и вьючных лошадей связать воедино и вести посерёдке. Я и десяток Фёдора — впереди. Бранко указывает дорогу. Илья со своими дружинниками — сзади. Конрад, поедешь с ними. Если что — защитите с тыла. Остальные по правую и левую руку. Прикрывать коней и друг друга. Строй не ломать, не разъезжаться. Порядок — походный. Но всем быть готовыми к битве. При малейшей опасности… в общем, заветное слово против волкодлаков теперь знает каждый. Не поможет слово — есть мечи и копья.

Глава 17

Следующий волкодлак объявился в ту же ночь, незадолго до рассвета, когда дружинники уже расслабились, утратили бдительность, да и самого Всеволода прямо в седле сморила дрёма.

Но, объявившись, тварь отступил, не солоно хлебавши.

Первыми опасность почуяли кони передового десятка: заволновались без видимой причины, закружились на месте, не желая слушаться повода и шпор.

Коней всё же удержали и не дали им рассыпаться по степи. А из тёмного заросшего оврага вдруг выпрыгнул комок серой мглы. Выпрыгнул и, будто в полёте, оброс шерстью, обрёл крепкие лапы, чудовищную пасть с длинными жёлтыми зубами, оборотился в зверя, полузверя, недозверя, перезверя…

Земли коснулся едва-едва. Оттолкнулся — и…

Первым тварь заметил Всеволод. И, не мешкая направил коня навстречу.

… и вот уже оборотень стоит, оскалясь перед сотником сторожной дружины. Нет, не стоит — прыгает снова. На коня. На всадника. На коней. На всадников. На трёх-четырёх сразу.

Замелькали факелы и в свете огней — обнажённая сталь с серебряным узором.

— Эт-ту-и пи-и пья! — громко выкрикнул Всеволод, едва сдерживая вскинувшегося на дыбы жеребца.

— Эт-ту-и пи-и пья! Эт-ту-и пи-и пья! Эт-ту-и пи-и пья! — подхватило сзади сразу несколько голосов.

И — изогнутое хищное тело волкодлака вдруг отбросило, откинуло назад. Не хуже таранного копейного удара на полном скаку. Заговорные слова степной колдуньи — вот что было тем незримым копьём.

Опять — рёв, вой тоски и безумного разочарования. И мука, и печаль в глазах голодной твари. И лютая ненависть. Но зверь, который хуже зверя, отступил с дороги.

Зверь ушёл. И этот зверь — тоже.

Грозный волкодлак уходил, как побитый шелудивый пёс. С понуро опущенной головой, с уныло свесившимся хвостом. Трусил в густую муть предрассветного тумана.

Куда, в какое логовище оно сейчас направляется, существо это? Как и чем утолит свой неутолимый ночной голод за оставшиеся до рассвета часы и минуты? И успеет ли? И в кого, в какого человека, обратиться после — с восходом солнца.

То не ведомо.

Никому.

Зверь ушёл…

В стремительном галопе подскакал Конрад с копьём наперевес. Осадил коня.

— Где?! Где вервольф?!

— Там, — Всеволод махнул в сторону клубящегося тумана.

Тевтон выругался по-немецки. Не стесняясь в выражениях. Как не подобает ругаться рыцарю-монаху.

— И этого тоже отпустил?! Ох, зря ты, р-р-русич… — не сказал, прорычал — Р-р-рубить надо нечисть. Всякую нечисть, что встречается на пути. Рубить и колоть серебрённой сталью, слышишь, а не слова колдовские говорить.

Всеволод не ответил. Тронул коня. Может, и надо. Скорее всего, надо. И рубить надо, и колоть. И резать, и стрелять, и жечь, и крушить. Надо. Но зато теперь у них нет сомнений в эффективности ведьминого «Эт-ту-и пи-и пья». Никаких сомнений, ни малейших. Нет и уже не будет. Потому как дважды проверено.

И можно спокойно ехать дальше. И днём можно ехать, и ночью. С минимумом привалов. Не растрачивая драгоценное время на обустройство ночного лагеря и сбор дров для защитных огней. Можно ехать, пересаживаясь с коня на коня, измеряя преодолённое расстояние суточными переходами, а не короткими дневными дистанциями от рассвета до заката.

Волкодлаки им больше не страшны. Ну а упыри… Бранко говорит, пока встречаются оборотни, до упырей ещё далеко. И Конрад на этот счёт проводнику не возражает.

Тёмная ночь постепенно сходила на нет. А когда новый день вступил в свои права, всё прочее быстро забылось. Погасшие факелы полетели под копыта коней. Зарницы окрасили небо за спинами дружинников. И — молочное утро вокруг. И первые лучи солнца растапливают туманную рассветную дымку. И ночных тварей опасаться не нужно. А с любыми дневным ворогом, ежели такой вдруг сыщется в этих безлюдных землях, сотня сторожных воинов уж как-нибудь управится.

От яркого огненного диска, только-только начавшего восхождение по небосклону к извечному перевалу в зените, от обильной росы вокруг и от бодрящей свежести воздуха на душе становилось веселее.