Эрдейский поход

Когтистые руки они отсекли, изрубили и упырей, влезших в ворота. Но тела и кровоточащие обрубки упали между створок, мешая запереть арку. А новые твари уже карабкались по телам павших.

И тут уж не до ворот.

— Прочь! — приказал Всеволод кинувшемся на помощь дружинникам. — Уходить! Всем из арки! Назад! За решётку!

Уходили, бежали. И — опять — упыри по пятам.

И вновь последними отходили Всеволод и татарин с лисьим хвостом на шлеме. Наперегонки — пеший с конным.

Одна тварь вцепилась в мохнатого татарского конька и волочилась за жеребцом. Конь ржал, как кричал. Обезумевший конёк влетел под решётку первым.

— Опускай! — крикнул Всеволод, пробегая под нависшими железными кольями. — Опускай решётку! Броса-а-ай!

Опустили. Бросили.

Это проще. Это легче. Быстрее, чем поднимать. Всего-то и нужно, что выбить запорный клин. И — закрутились-завертелись вороты. Загремела цепь. Обрушилась вниз многопудовая тяжесть.

Наконечники подъёмной решётки пригвоздили сразу трёх тварей. Но в толстых железных прутьях не было ни капли серебра, и проткнутые насквозь кровопийцы даже не думали издыхать. Упыри дёргались, визжали — не от боли, наверное, от бессилия больше. Тянули руки к людям. Впрочем, это продолжалось недолго. Мечи и сабли, в которых серебра хватало с избытком, быстро обрубили и руки, и головы.

Упыря, втащенного на межвратный двор конём татарского воеводы, располовинил Конрад. Ловко рубанул по хребтине — и готово.

Сверху — из бойниц низкого арочного свода полетели стрелы и ударили копья. Не помогло… Не остановило… Разъярённые упыри ломились в арку.

С грохотом повалилась одна воротная створка, сорванная чудовищным напором. Затрещала под когтями и клыками тёмных тварей вторая. И — тоже поддалась, посыпалась изгрызенными досками.

Пространство между разбитыми внешними воротами и опущенной решёткой мгновенно заполнилось. Упыри стояли плотной стеной. Задние лезли на головы передним.

Судя по крикам наверху, снова возобновился штурм стен, но большая часть тёмных тварей всё же лезла теперь не к крепостным заборалам, а сюда, в ворота. Нечисть видела пищу и чуяла кровь. Нечисть знала, что здесь можно дотянуться до добычи. И именно здесь, у подъёмной решётки внешних ворот творилось сейчас самое страшное.

Под натиском упырей дрогнули толстые кованные прутья. И эта последняя преграда больше не казалась укрывшимся за ней людям надёжной и несокрушимой.

Оскаленные, брызжущие слюной и извергающие зловоние пасти вжимались в железо. Между прутьев тянулись гибкие длинные руки. Узловатые когтистые пальцы отдёргивались от серебрённых щитов и брони, но уж если упыри всё же цепляли кого-нибудь или что-нибудь — то выдёргивали сразу. Будь то щит, кусок доспеха или клок мяса.

С кровью.

Тёмные твари втягивали добычу, терзали плоть, слизывали кровь, стараясь не обронить ни капли. А то и нерасторопного ратника дёргали из строя. А выдернув, впечатывали в решётку так, что от человека оставалось мало что человеческого. В считанные мгновения упыри загрызали и испивали бедолагу прямо через прутья.

Впрочем, такое случалось редко. Раз. Два. Или три.

Русские дружинники, шекелисы Золтана и спешившиеся (кони теперь — только помеха) татары яростно отбивались с той стороны решётки. Стиснув зубы, работали клинками с серебряной насечкой. Прямые обоюдоострые мечи и кривые сабли так и мелькали всполохами молний. Свистели, гудели в воздухе, звенели о решётку, обрубали когтистые пятерни. И то длинное, гибкое, что за пятернями. И то, что ещё дальше…

По самые упыринные плечи обрубали.

Десятки отсечённых, не единожды разрубленных конечностей бились на камнях, извивались, дёргались, царапали, хватали за ноги. Без толку уже, без всякого смысла хватали, но всё же мешали двигаться.

Упыри теряли руки, однако не отступали.

Чёрные и красные лужи были повсюду. И запах стоял… Жуткая смесь человеческой и упыринной крови. Под ногами хлюпало. Сверху, где тоже шёл бой, капало. Часто. Много.

В несмолкающих воплях, вое, захлёбывающемся лае Рамука и смачных ударах клинков о плоть вдруг послышался новый звук. Душераздирающий скрежет. Тёмные твари начинали остервенело грызть решётку. Толстые прутья, не укреплённые серебром, поддавались, крошились, сыпались…

Защитники били, рубили. Мечами. Саблями. По мордам, по прутьям.

Упыри выли, бесновались, гибли.

И грызли.

Но это долго. Даже для упыринных клыков — долго.

И снова… Мечами. Саблями. По мордам, по прутьям. И опять…

А твари хотели быстро.

И твари сделали быстро. Несколько упырей подхватили опущенную решётку снизу.

И решётку эту…

Всеволод замер на миг. Ну и силища! Этакую-то тяжесть!

…при-под-ня-ли!

Из земли, пропитанной кровью — чёрной, маслянистой, холодной; и алой, текучей, тёплой — с чавканьем вышли широкие острия решётки. Шевельнулись и поднялись в воздух обезглавленных тела упырей, нанизанных на железо.

Кровососы уже заглядывали под решётку, тянулись, лезли. Ещё немного и…

— Урус! Прикрой меня! — бросил Всеволоду татарский вожак.

Кочевник махнул саблей, отсекая бледные руки и расчищая дорогу. Затем бросил клинок в ножны, схватил копьё с крюком.

Ринулся к решётке…