Эрдейский поход

Всеволод приготовился к смерти. Той полной, всеобъемлющей, всеохватывающей готовностью, которая не мешает сражаться, и, сражаясь, — молиться. Не мешает, а лишь несёт спокойствие и умиротворение душе. И гонит прочь любой страх, ибо бояться неизбежного — глупо.

Да, он уже был готов, и уже собирался громко проститься с дружиной, когда вдруг различил в шуме боя этот звук…

Свист.

Знакомый. Но невозможный. Стремительно приближающийся.

Свистел, казалось, сам воздух.

Стрела?

Стрелы!!!

«Дружинники не могли!» — отрывисто пронеслось в голове, пока рассекал очередную тварь.

Действительно, ведь не могли. Вся дружина, и шекелисы, и тевтонский рыцарь Конрад, и волох Бранко сцепились с ворогом в тесной вязкой рубке — лук некому, некогда и негде натягивать. К тому же стрелы-то летят не из крепости, а откуда-то из-за рва. К… в…

«К нам! — ещё одна стремительная мысль — В нас!»

Стрел было много. Целый град их — длинных, белых, лёгких, оперённых, из тугих луков пущенных обрушился… Нет, не на боевые площадки, где шёл сейчас смертельный бой, где смешались воедино люди и нелюди, — ниже. На кишащую упырями узкую полоску земли между рвом и стеной. На сотрясающиеся ворота. На стены, облепленные нечистью.

Стрелы были пущенны залпом — несколько десятков за один раз!

И ещё залп!

И снова!

Только истинные, непревзойдённые мастера могли бить из луков так быстро и так метко.

С мокрым чавканьем наконечники входили в незащищённые бронёй бледнокожие тела. Пробивали насквозь податливую плоть иного мира. Звонко чиркали о камни, сухо стучали в дерево ворот.

Самих стрелков видно не было. Но стрелы, всё сыпались и сыпались из темноты нескончаемым потоком. Не причиняя вреда защитникам маленькой крепосцы.

И десятками выкашивая штурмующих. Десятками? Да нет, счёт уже, пожалуй, перевалил за сотню.

Ох, не простые то были стрелы. Об этом извещали предсмертные вопли кровопийц. Сбитые упыри истошно голосили, метались под стеной, падали. А упав, больше не поднимались.

Обычные стрелы на такое не способны. Хотя бы мизерная доля серебра, но всё же имелась в наконечниках, дырявивших белёсые тела.

Натиск нежити заметно ослабел. Ворвавшихся на стену упырей, больше не подталкивали сзади и снизу. Зато под стеной быстро росла гора трупов.

Ладно… Всеволод тряхнул головой. Смертушка пусть пока обождёт. Кто бы ни пришёл сейчас на помощь его дружине, помощью этой следовало воспользоваться безотлагательно.

— Навались, други-и-и! — вместо прощальных слов взревел Всеволод. — Сбрасывай не-е-ечисть!

Загудели о воздух, зачавкали об упыринное мясо мечи, замелькали копейные наконечники. Забрызгала, полилась густая чёрная кровь.

А стрелы всё свистели. И ни одна не пролетала мимо цели. Причём некоторые лучники умудрялись насаживать на длинное древко по два-три упыря.

Нечисть, оказавшаяся меж двух огней, замешкалась, не зная куда податься и чьей кровушки испить в первую очередь. А тут уж объявились и сами нежданные помощники.

— Татары! — ахнул Золтан.

В самом деле, это были степные всадники. И отнюдь не половецкого роду-племени. В остроконечных шлемах с меховой подбивкой, в прочных панцирях из толстой вываренной кожи и металлических пластин, на низеньких гривастых и мохнатых лошадках, также покрытых кожаным доспехом в круглых бляхах, они гурьбой скакали ко рву.

Бросив повод, наездники управляя своими приземистыми коньками лишь ногами, быстро-быстро пуская стрелы на скаку. За каждым всадником бежало по одному, по два, а то и по три запасных коня. К сёдлам степняков — Всеволод смог разглядеть и это — были прикреплены смотанные арканы. Их, правда, в дело не пускали.

Приблизившись к упырям, татары ловко закинули за спину луки, взялись за копья и кривые сабли. Сняли с седельных лук маленькие щиты — лёгкие, круглые, кожаные, с блестящими нашлёпками.

Впереди нёсся всадник с диковинным копьём. Короткое древко. На древке — белый конский хвост. Над хвостом — крюк, каким удобно ссаживать конного ворога и подцеплять пешца. Над крюком — широкий наконечник. Ещё один хвост — не конский, правда, а лисий развевался на шлеме предводителя татарского отряда. Доспех степного воеводы прикрывала наброшенная сверху толстая безрукавная овчина мехом наружу.

Упыри отхлынули от стен, оставив множество убитых и издыхающих. Не отступили, нет, — просто увидели в новом противнике более лёгкую добычу и бросились к ней.

Татары, однако, не сдержали коней, не повернули вспять. Сбились в ещё более плотную кучку. И…

С разгону…

— Х-х-хур-р-ра! — с гиканьем и посвистом врубились в сплошную упыринную массу. Опрокинули, разметали первые ряды кровопийц, но потеряли напор, увязли в серёдке.

И всё же не остановились. Татары яростно прорубались к городу. К мосту через ров. К закрытым воротам. К небольшому межвратному пяточку, что обороняла дружина Всеволода.

Над уродливыми безволосыми головами тёмных тварей, над тянущимися отовсюду длинными когтистыми руками мелькали изогнутые сабли.

Поднимались и опускались копья.

Фонтанами била чёрная кровь.