Эрдейский поход

Сторожа старца Олексы стоит над бездонной и безжизненной проплешиной Мёртвого болота, где не растёт даже мох и ряска, где не ползают змеи и не плодится гнус. Именно здесь в незапамятные времена открылся один из проклятых проходов. И где-то по этим же трясинам была проведена рудная граница.

Глава 5

— Ну что, ведомо, спрашиваю, от чего стережёмся? — повторил свой вопрос Олекса.

— Ведомо, — склонил голову Всеволод. — Тёмное обиталище. Поганая нечисть. Чёрный Князь. И те, кто может впустить тёмных тварей… От них мы стережёмся, воевода.

— Верно, говоришь, Всеволод, от них. И пока ладно всё на нашем порубежье. Но то — на нашем…

Старец замолчал. И смотрит пытливо. В самую душу смотрит.

Слова Олексы встревожили Всеволода. А ещё больше то, как произнесены эти слова. И как смотрит сейчас воевода.

На нашем, выходит, ладно. А — не на нашем?

Гнетущая тишина повисла в полумраке горницы. Наверное, вот так же оно всё по ту сторону рудной границы, — подумалось Всеволоду. Тихо, темно. Страшно…

— Сторожа Закатной Стороны просит у нас подмоги, — не сказал, вытолкнул из себя слова старец Олекса.

И поник. Сгорбился. Осунулся весь. Постарел как-то сразу.

Плохо дело! Всеволод сглотнул. Он понятия не имел, что это за Сторожа такая, и где находится, но дальше слушать не хотелось. Не важно какая, не важно где, но если одна Сторожа просит помощи у другой, значит…

— Набег, Всеволод, — тихо произнёс Олекса то, о чём сам Всеволод страшился даже подумать.

И уточнил тихо:

— Большой Набег.

Добавил:

— Там порушена рудная граница.

— Как?! — вскинулся Всеволод. — Кто посмел?!

Полусвист-полушипение. Это воздух вошёл и вышел сквозь сжатые зубы старца. Крепкие ещё зубы, способные и мясо жевать и горло врагу в бою перегрызть.

— Всегда были, есть и будут глупцы, мнящие себя мудрецами и пытающиеся повелевать силами, неподвластными человеку… — со слюной и ненавистью выплюнул Олекса.

Всеволод невольно отодвинулся. Давно он не видел старца-воеводу в таком гневе.

— Всегда найдётся честолюбец, считающий, что лишь он один достоин вершить судьбу обиталища, коего лишь жалкой частичкой является!

Пудовый кулак старца поднялся и грохнул о дубовую скамью. Скамья содрогнулась.

— Всегда отыщется безумец, ослеплённый яростью и жаждой мести, готовый вместе с заклятым врагом погубить всё и вся!

Ещё один удар по скамье. Воевода дышал хрипло, смотрел перед собой помутнённым взором. И медленно-медленно приходил в себя.

Всеволод молчал. Ждал.

Олекса проговорил, наконец:

— Не только от запорубежной нечисти, но и от глупости, честолюбия и безумия людского берегут мир наши Сторожи. Да, как видно, не всегда уберечь могут.

Слов было сказано много. Желчи излито — и того больше. Но воевода так и не ответил на вопрос Всеволода. Кто?! Может, оттого не ответил, что и сам не знал? Да и какое это имеет значение теперь, когда уже нет надёжной рудной границы. И когда — Набег.

— Чёрный Князь? — быстро спросил Всеволод. О самом важном, о самом главном. — Он ТАМ? Ещё? Или ЗДЕСЬ? Уже?

Олекса покачал головой:

— Там… Пока ещё там. В своём обиталище. Набег только начинается. Но нечисть уже расползается по землям нашего мира, расчищая путь своему властелину. Время Чёрного Князя близится. Закатная Сторожа, как может, отдаляет роковой час. Покуда она сражается, Князю не переступить порушенный рубеж. Но её силы на исходе. Потому и отправлены гонцы с просьбой о помощи. И к нам тоже прибыли посланцы из Закатной стороны.

Гонцы? Посланцы? Всеволод вспомнил двух чужеземцев, наблюдавших за боем на железе.

— Что должен делать я? — стараясь, чтобы голос звучал спокойно, спросил Всеволод.

— Поведёшь дружину в поход, — так же спокойно ответил Олекса.

— Я? Дружину? — на этот раз скрыть волнение не удалось. Ни волнение, ни изумление. Прежде Олекса его из Сторожи не отпускал. Говорил, для особого дела готовит. Так неужели вот оно? Особое?

— Ты, — кивнул старец. — Дружину. Сам бы повёл, да без меня Сторожу хранить некому. А время сейчас такое, что…

Олекса нахмурился, оборвав фразу на полуслове.

— Какое? — ещё больше встревожился Всеволод.

— Если граница обиталищ рушится в одном месте — то трещать начинает повсюду, — глухо ответил старец. — Каждая тёмная тварь, перешедшая порубежье — это крупинка иного мира в мире нашем. И покуда крупинки накапливаются, то расшатываются и сотрясаются запоры во всех проклятых проходах. Ибо нарушается изначальное равновесие мироздания. А тут уж глаз да глаз нужен, потому как всякое может случиться. Ну, а если порубежье всё же переступит сам Чёрный Князь…

Олекса опять умолк. И молчание то было красноречивее всяких слов. Потом старец-воевода заговорил по иному — быстро и решительно:

— Поедешь ты. С тобой отправится сотня воинов. Лучших воинов.

— Но воевода! — вскинулся Всеволод. — Сотня дружинников — это ж, почитай, половина Сторожи! А здесь тоже… может… как ты сам говоришь… Так есть ли нам дело до чужой стороны? Если, помогая другим, мы ослабим своё порубежье…

— Молчи, Всеволод! — Олекса грозно сверкнул очами.

Снова кулачище старца опустился на скамью. Снова дрогнули толстые доски морённого дуба.