Эрдейский поход

Всеволод проморгался, пригляделся. Рассмотрел гостей из закатного Залесья получше.

Сначала — того, что слева. Он был худ, высок и строен, как жердина. Спину иноземец держит прямо, голову — высоко. Такая осанка не каждому дадена. Такую осанку с раннего отрочества вырабатывать надобно.

И взгляд тоже… Сверху смотрит незнакомец. Спокойно, надменно, уверенно. Благородных господских кровей, видать, гостинёк-то. Приказывать привык, а не подчиняться. Но не спесив при этом. Во всяком случае, хорошо обучен прятать свои истинные чувства под холодной бесстрастной маской. Умён и выдержан, и норов не покажет, коли нужно для дела. До поры, до определённых пределов не покажет.

Лицо… Худое лицо. Большой нос. Губы — сжаты и чуть-чуть скривлены в не очень приятной улыбке. Щёки — впалые, даже сквозь курчавую бороду видно, как проступают скулы. После длительного поста, тяжкой болезни или долгой дороги такие щёки бывают. Кожа — бледнее обычного. Но впечатление немощного, измождённого и бессильного иноземец не производит. Скорее — наоборот. И в избу, вон, вошёл в боевом наряде.

На голове — толстая плотная шапочка с тугой набивкой и смотанным по челу венчиком. Подшлемник, судя по всему. Поверх невзрачного дорожного плаща лежит сброшенный на спину и плечи кольчужный капюшон. Вблизи хорошо видно: стальные кольца намертво спаянны друг с другом и сплетенны с серебром.

Спереди плащ распахнут, так что взору открыты отделанные серебром же пластины нагрудника и длинная кольчужная рубаха с рукавами. И тоже вся — от ворота до подола — поблёскивает белым металлом.

Интересно. Очень…

Сапоги — дорогие, крепкие. Серебрёными поножами прикрытые. Со шпорами на пяте. На шпорах — шипастые колёсики. Золото, но опять-таки с серебряной отделкой. Но золото… А золотые шпоры о многом говорят. Знатный витязь, небось, из закатных стран пожаловал.

Из-под полы плаща торчат ножны. Клинок в ножнах упрятан длинный и тяжёлый. Таким особенно хорошо с коня рубить.

Лет тридцати этому, с длинным мечом и золотыми шпорами, будет. Или около того.

Всеволод перевёл взгляд вправо. На другого иноземца. Да, тут уж всем иноземцам иноземец. Смуглокожий, черноволосый, черноусый, черноокий…

Сарацин? Из тех, что проживают за Царьградом? Всеволод никогда прежде сарацинов не видел. Но описывают их именно так: чёрные, тёмные…

Пониже первого ростом будет, не столь статен и гордость свою держит при себе. Из простолюдинов, видать, да вот только не шибко прост. Тоже худ. И жилист. Такие — опасные противники в поединках. Вроде, посмотришь: ну какой из него боец? А до драки дойдёт — силищи на троих хватит. Не заломаешь такого, не одолеешь без натуги.

Возраст на глаз — не угадать. Может старше, а может младше златошпорого.

Глаза — с прищуром. С хитрицой такой смекалистой и настороженной. Ну, точно — себе на уме парень. Одет, в отличие от своего благородного спутника, не по военному, но пёстро и броско. Словно желает ярким нарядом отвлечь внимание от лица. Короткая рубашка и короткий жупан с путанной шнуровкой. Узкие суконные штаны. Высокие сапоги с простыми шпорами.

Ещё — широкий красный кушак. На поясе слева — не очень длинный, но широкий клинок, с рукоятью, годной для одноручного и двуручного боя. И конного и пешего. Справа висит изогнутый кинжал.

На голове — войлочная шапка с широкими полями. На плечи накинут — и без надобности совершенно, по мнению Всеволода, для красы больше — белый плащик с широким воротником и рукавами увязанными за спиной.

Нет, если по одежде судить — так, уж скорее, это лях какой, нежели сарацин.

— Знакомьтесь, — обратился Олекса к гонцам. Сказал, как приказал. Мягко, вроде, но настойчиво. — Всеволода вы уже знаете. Он вас — нет.

— Конрад, — представился первый — златошпорый. — Конрад фон Рихтен.

Голос был сух и невыразителен, как и весь облик его обладателя. Но знакомый… до боли знакомый немецкий акцент говорил больше, чем скупые слова.

— Саксонский витязь, — добавил от себя Олекса. — Доблестный брат-рыцарь германского ордена…

— Орден?! — вскинулся Всеволод, не дослушав. Вот тут-то его накрыло по-настоящему. — Он что же, ливонец?! Тевтон?! Немец из тех, кто наши северные земли терзают? Да я ж сам с новгородчины… Из деревни, которую сожгли эти… эти…

«Псами» назвать крестоносцев Всеволод не успел.

— Я знаю, — резко оборвал его воевода. — Только не «эти». Конрад к нам прибыл не из Пруссии. И не из Ливонии. Из угорской стороны.

— Но орден!

— Прекрати! — потребовал Олекса. — Уймись, Всеволод! Сейчас же!

Прекратить?! Уняться?! Да как же так? Ох, не просто это будет — прекратить и уняться. Хоть и немало времечка утекло с тех пор, как молодой охотник, вернувшись с зимнего промысла, нашёл на месте родного селения пепелище и обгорелые трупы, но и сейчас как наяву стоит перед глазами та жуткая картина. И безуспешная, бессмысленная погоня. И белые плащи с чёрными крестами, и чёрные одежды кнехтов на белой замёрзшей реке. И спешно, верхами — пешком никак не догнать — уходящий в закатную сторону орденский отряд.

— И что же? — задыхался от гнева Всеволод. — Мне? Теперь? С ним? К ним?..