Ермак

Все его сильное тело, давно тосковавшее по женской ласке, томилось желанием любви. К черту пост! Этак и жизнь безрадостно пройдет… Он уже вскочил, чтобы отдать приказ… И остановился: а как же прочие?.. Брязга, Мешеряк, Кольцо… другие казаки? Ведь тоже постуют… Какой же будет пример товариству, захвати он себе жену хана? Это ли честный дуван? Сейчас он приблизит ханшу, а завтра, смотришь, и разбредутся казаки кто куда — по улусам жен искать. Нет, к черту эту ханшу! Потом, когда все будет мирно, хорошо! Когда и прочим не нужен будет пост! Тогда и он отдохнет, допустит слабость… Воин он! Великое дело стоит за ним!

2

Плохо спалось в эту ночь и ханше Сузге. Она не тушила свечей и держала подле себя служанок.

— Ты опустила полог? — спросила она рабыню.

— Все укрыто, и кругом сейчас темно.

— Рассказывай о русском батыре.

Черноглазая гибкая служанка уселась у ног ханши.

— Я видела его, — прищурив плутоватые глаза, заговорила она. — Сидела в мазанке старой Байбачи и все видела. Он шел по Искеру в толпе казаков и громко смеялся. Ой, сколько силы было в этом смехе, моя царица! Воздух сотрясался, птицы перестали петь.

— О, значит, сильный воин! — сказала Сузге. — А красив?

— Борода, как у падишаха, волной сбегает, плечи — горами высятся, а грудь широка и крепка. Ой, сладко прижаться к такой груди и запутаться в густой бороде!

Глаза Сузге сверкнули:

— Ты лишнее говоришь, рабыня!

Служанка склонила голову к ногам царицы:

— Прости меня, великолепная… Но я думала…

— Молчи…

Ханша вложила в пухлый рот янтарный мундштук, и синий ароматный дымок потянулся по юрте. Потом перевернулась на бок и, сдаваясь, проговорила;

— Пусть придет сюда… Ты пойдешь и скажешь русскому батырю, что я хочу видеть его.

Служанка молча склонила голову. От мангала струилось тепло, раскаленные угли потихоньку меркли. Наступило долгое молчание. Пуская витки дыма. Сузге мечтательно смотрела на полог шатра. Что видела она, чему улыбалась?

В полночную пору на Сузгуне яростно залаяли псы. Привратник склонился к тыну и воровски спросил:

— Кого прислала воля аллаха?

— Открой! — сердито ответили за оградой.

— Я пойду и скажу сеиду, пусть дозволит. — Старый татарин, кашляя, удалился.

Медленно тянулось время. Крадущейся, неслышной походкой к тыну подошел сеид и припал к щели.

— Именем аллаха, поведай, кто тут. Верные слуги хана Кучума не ходят глухой ночью, — прошептал он.

— Все меняется, святой старец, — ответил человек за тыном. — Я прислан передать ханше повеление…

— О радость, весть от хана! — воскликнул сеид и загремел запором.

— Ты слышишь, — поднялась с ложа Сузге, — сюда кто-то спешит.

Служанка проворно вскочила и сильным движением распахнула полог. Перед ханшей стояли сеид и Осман.

— Он принес весть тебе, моя повелительница, — прижимая руку к сердцу, склонился перед Сузге сеид.

Ханша пронзительно смотрела на знакомые черты татарина, — когда-то он доставлял дары от хана, был льстив и учтив, а сейчас бесцеремонно разглядывал ее.

— Кучум прислал? — догадываясь о беде, взволнованно спросила она.

— Нет! — Осман отрицательно повел головой. — Меня прислал он, русский батырь. Повелел тебе взять все, и сеида, и слуг, и уходить следом за ханом.

В больших темных глазах Сузге вспыхнули злые огни. Она походила на разъяренную волчицу. Сильным рывком она сбросила с головы шелковую сетку, и мелкие черные косы, как синеватые змейки, метнулись по ее плечам и груди.

— Я не пойду за ханом! — выкрикнула она и, сжав кулачки, пригрозила:

— Я ханша и вольна в своем выборе! Завтра сама приду к русскому батырю, пусть полюбуется, как смела и прекрасна Сузге!..

3

Сузге долго и тщательно наряжалась. Служанки терпеливо заплели черные с просинью волосы в мелкие косички, привесив к ним серебряные монетки. Потом надели на нее красные шальвары из тончайшей шелковой ткани, украсили смуглые ноги остроконечными туфля-ми-бабушами. Тем временем слуги. оседлали ослика. Укутанная в пестрое покрывало, Сузге уселась в изукрашенное бирюзой и шелком седло и повелела:

— В Искер!

За ней толпой побежали слуги, позади них, шаркая дряхлыми ногами, засеменил сеид; то и дело он останавливался, чтобы откашляться от удушья. Впереди ослика торопился глашатай, оповещая:

— Радость, светлая радость! Величие шествует в Кашлак[58].

Среди казаков, охранявших крепостные ворота, произошло замешательство. Но, убедившись, что ничего опасного нет, они распахнули крепостные ворота.

Толпы татар и казаков шли за невиданным зрелищем. Сузге невозмутимо взирала на озорников, показывавших на нее пальцами. Старые татарки выбегали на дорогу и плевали вслед ханше.

— Аллах лишил ее совести и стыда, — кричали они, беснуясь.

— О, радость, светлая радость! — продолжал вопить глашатай.

Казаки перекидывались шутками:

— Ну, от нашего батьки не видать тебе радости!

— Очи, очи какие, жгут, братки!

Вот и полог шатра. Сузге смело подняла его и вошла. Маленький алый рот ее улыбался. На скамье, покрытой ковром, сидел, подавшись вперед, русский начальник.