— А добро, рухлядь Строгановым отдадим, так, что ли? — с насмешкой спросил Мещеряк. Он один из всех приглашенных Ермаком атаманов держался уверенно-спокойно и так, будто давно уже знал, что скажет каждый и чем кончится совет. Большая с проседью голова его, крепко посаженная на широкие квадратные плечи, имела удивительно внушительный вид. Из-под нависших бровей всегда ровно смотрели умные строгие глаза. После Ермака слово Мещеряка было самым веским. Спорить с ним казаки не любили и не всегда решались.
Пан лихо закрутил ус.
— Что ты, сдурел, человече? — вмешался он. — Великий путь прошли с Дону, немало голов лыцарских уложили, и на тебе, купчине, дарунок. А кто нам Строгановы? Зятья, сватья или родные братья? Так за что им в дарунок рухлядь!
— Верно! — поспешно согласился Брязга. — Надо идти своей стезей. Манит она, ой, манит, браты, — на Волгу и дале к Дону. Ой, и стосковалось сердце! А тут что за радости: родного словечка не услышишь, а потом, как без бабы в этой сторонушке жить?
— А мы бирючей пошлем на Русь, пусть трубят на торжках да переправах и кличут всех девок сюда, казаки-де без них в угодников обратились! — насмешливо предложил Ермак, и вдруг лицо его гневно исказилось. — Что за речи? Выпало нам утвердить тут Русь, а ты о чем, Брязга, верещишь? И вы тоже, — обратился он к атаманам. — Я думал, собрались воины, а вы о мелком, о своем. Эх, браты, не такого слова я ждал от вас! Таиться нам сейчас не пристало: пред народом, пред всей Русью честно заслужили. И ныне всяк из казаков и окрестных народов видит, что дело наше не донское, не волжское и не строгановское, а хотение нашего русского народа, всей Руси! В том — наша сила!
Иванко Кольцо с вызовом взглянул на атамана:
— А где этот народ? Не вижу что-то. Все сробили-добыли мы, казаки, своей ратной силой. Кто нам помог? Не надо нам Московской Руси! Руки у царя длинные, жадные, все он заграбастает, подомнет под себя. Да еще, чего доброго, старое вспомнит и за допрежние грехи головы нам на плахе оттяпает!
— Вон оно что, весь тут человек! — словно жалея Кольцо, покачал головой Ермак.
— Браты-атаманы, я так думаю: строить нам свое вольное казацкое царство! — со страстью продолжал Иванко. — Деды о том мечтали, а нам вот в руки само долгожданное идет. Что скажешь, на это, атаман? Нет, вместе ли мы с тобой думку держали в Жигулях — отыскать вольные земли, где ни царя, ни боярина, ни купца, ни хапуг приказных…
— Это ты верно! — снова загораясь, подхватил Брязга. — Ну и зажили бы мы в казацком царстве.
— Ну и мелет… — Мещеряк ядовито, одними тугими толстыми губами, усмехнулся. Он явно скучал, слушая атаманов, и совсем уж как на дите, презрительно-ласково поглядывал на Брязгу.
Ермак, схватившись, за край стола, поднялся.
— Эх вы, гулебщики! — с гневной укоризной произнес он, минуя взглядом Мещеряка. — Бесшабашные головушки! Вам казацкое царство понадобилось? А кому это царство нужно, спросите вы, и продержится ли оно хоть сколько против супостатов? — Ермак устало, как на докуку, махнул рукой.
— Великую правду сказал ты! — согласился с атаманом Гроза. — Одним казакам в Сибири не продержаться. В этом казацком царстве вскорости ни одного казака не останется. Кто нам подмога в трудный час, откуда ружейные припасы добудем? К Строгановым, что ли, в кабалу лезть? Нет, негоже так! Не знаю, как быть, а казацкое царство не- сподручно!
— Истинно, негоже так! — продолжал Ермак. — Вишь, и Гроза это видит. Кто мы теперь? Были удалые головушки, вольница, а теперь мы не те людишки, не перекати-поле. Иванка упрекнул меня, что инако повернулись мои думки Так и время ушло: Жигули остались далеко — за синими горами, за зелеными долами. И мы теперь, Иванушко, стали другие люди. Казаки, сказываешь? А отвечай по совести, что это за народ такой? Вот ты, Брязга, — донской человек, на Дону родился, там и воином стал. А ты, Иван, — обратился он к Грозе, — из-под Мурома, бежал от боярина. А Колечко — какого роду-племени? Батюшка ратоборствовал на Дону, а дед — поморский. Сам я с Камня, из строгановских вотчин. А все мы — казаки. Удалые, буйные головушки! Ну, скажите мне, кто мы, чьи мы, чей стяг над Искером подымем? Царства неслыханного, тараканьего княжества, на гербу будет — кистень да лапоть! Так, что ли? — с едкой издевкой спросил атаман. — Нет такого народа — казаки! Есть русские люди. Они — первая помога нам и гроза врагам. Казацкого царства не было и не будет во веки веков! Не построить его с удальцами да беглыми-перекати-поле. Татары — народ умный. Всех они нас перережут, коли дознаются, что мы одни. Русь за нами, — это и пугает их, а испуган — наполовину разбит! Браты, товариство, лыцари! — торжественно продолжал Ермак. — Пришла пора покончить свары, поклониться нам земле-матери, отечеству и положить русскому народу наш великий подвиг — Сибирь! Царь Иван Васильевич грозен, но умен. Поклонимся, браты, через него всей Руси! В Москву с челобитьем надо ехать, и скорей?
Кончив свое заветное, давно обдуманное слово, Ермак прямым, светлым взглядом обвел одного за другим атаманов, ждал ответа.