Естественная исторія религіи

Далѣе, можешь-ли ты, на основаніи своей гипотезы, выставить хоть тѣнь аргумента въ доказательство единства Божества? продолжалъ Филонъ. Большое число людей соединяются для постройки дома или корабля, для сооруженія города, для основанія государства: почему-же не могутъ соединиться нѣсколько божествъ ради составленія плана вселенной и созданія си? Въ этомъ только еще большее сходство съ образомъ дѣйствій людей! Раздѣливъ работу между нѣсколькими богами, мы можемъ тѣмъ болѣе ограничить аттрибуты каждаго изъ нихъ и такимъ образомъ отдѣлаться отъ того неограниченнаго могущества и знанія, которыя должны быть приписываемы единому божеству и которыя, съ твоей точки зрѣнія, могутъ только послужить къ ослабленію доказательства его существованія. Если даже такія безразсудныя, такія порочныя существа, какъ люди, все-таки способны часто соединяться съ цѣлью составить и выполнить общій планъ, то насколько больше способны къ этому тѣ божества или демоны, которыхъ мы можемъ представлять себѣ на нѣсколько степеней болѣе совершенными?

Правда, умноженіе причинъ безъ необходимости — противно истинной философіи, но это правило непримѣнимо къ настоящему случаю. Еслибы теорія твоя предварительно доказала существованіе единаго бога, обладающаго всѣми тѣми аттрибутами, которые необходимы для сотворенія вселенной, — тогда, я согласенъ, было-бы безполезнымъ (хотя и не нелѣпымъ) предполагать существованіе какого-нибудь иного божества. Но пока еще остается неразрѣшеннымъ вопросъ, соединены-ли всѣ эти аттрибуты въ одномъ субъектѣ, или-же распредѣлены между нѣсколькими независимыми существами, — на основаніи какихъ явленій природы можемъ мы претендовать на рѣшеніе этого спора? Когда мы видимъ тѣло, покоящееся на чашкѣ вѣсовъ, мы увѣрены, что на противоположной чашкѣ находится какая-нибудь равная и противовѣсящая ему тяжесть, хотя и скрытая отъ нашего взора; но все-же намъ позволительно сомнѣваться, представлнетъ-ли эта тяжесть аггрегатъ нѣсколькихъ отдѣльныхъ тѣлъ, или-же единую, однородную, цѣльную массу. А если требуемая тяжесть очень сильно превосходитъ все, что мы когда-либо видѣли соединеннымъ въ какомъ-нибудь одномъ тѣлѣ, то первое предположеніе становится гораздо болѣе возможнымъ и естественнымъ. Разумное существо, обладающее тѣмъ необъятнымъ могуществомъ, тѣми необъятными способностями, какія требуются для сотворенія міра, или-же, выражаясь языкомъ древней философіи, — столь чудесное животное превосходитъ всякую аналогію и даже всякое пониманіе.

Но далѣе, Клеанѳъ: люди смертны и возобновляютъ свой родъ при помощи порожденія, что свойственно и всѣмъ живымъ существамъ. Два великихъ пола — мужской и женскій — вносятъ жизнь во вселенную, говоритъ Мильтонъ. Почему-же это свойство, такое всеобщее, такое существенное, должно быть исключено изъ числа свойствъ этихъ многочисленныхъ и ограниченныхъ божествъ? Но въ такомъ случаѣ — вѣдь это теогонія древнихъ временъ воскресаетъ передъ нами.

Почему-же однако не стать и полнымъ антропоморфистомъ? Почему не утверждать тѣлесности божества или божествъ, не приписывать имъ глазъ, носа, рта, ушей и т. д.? Эпикуръ утверждалъ, что никто никогда не встрѣчалъ разумъ иначе какъ воплощеннымъ въ образѣ человѣка и что, стало быть, боги должны имѣть человѣческій образъ. И аргументъ этотъ, который вполнѣ заслуженно высмѣивается Цицерономъ, съ твоей точки зрѣнія оказывается основательнымъ и философскимъ. Однимъ словомъ, Клеанѳъ, всякій, кто придерживается твоей гипотезы, пожалуй можетъ утверждать или предполагать, что вселенная нѣкогда возникла благодаря чему-то вродѣ плана, но кромѣ этого положенія онъ не можетъ опредѣлить достовѣрно ни единаго обстоятельства [своей системы], и принужденъ затѣмъ устанавливать каждый пунктъ своей теологіи при помощи самыхъ произвольныхъ вымысловъ и гипотезъ. Этотъ міръ, поскольку онъ его знаетъ, полонъ недостатковъ и несовершенствъ, съ точки зрѣнія болѣе высокаго образца; быть-можетъ, онъ только первая грубая проба дѣятельности какого-нибудь младенца-бога, который затѣмъ бросилъ его, устыдившись своего неудачнаго произведенія; быть можетъ, онъ — трудъ какого-нибудь подначальнаго, нисшаго божества, и составляетъ предметъ насмѣшекъ для божествъ высшихъ; или-же онъ является произведеніемъ какого-нибудь престарѣлаго бога, впавшаго въ дѣтство отъ дряхлости, причемъ съ самой смерти этого божества міръ продолжаетъ вести безцѣльное существованіе исключительно благодаря первичному импульсу и активной силѣ, полученнымъ отъ него. Я вижу, что эти странныя предположенія приводятъ тебя въ ужасъ, Дсмея, и по праву; но и данныя предположенія и тысячи другихъ, подобныхъ, принадлежатъ Клеанѳу, а не мнѣ. Съ того момента, какъ аттрибуты Божества признаны ограниченными, — допущены и всѣ эти предположенія. Я-же со своей стороны не могу думать, чтобы такая дикая и необоснованная система теологіи была въ какомъ-либо отношеніи предпочтительнѣе отказа отъ всякой системы.