Естественная история

С подобной перекличкой между текстами Плиния и позднейшей (средневековой) историей мы сталкиваемся также в издании Пине (уже в 1566 г.), одном из первопечатных и едва ли не в первом переводе «Естественной истории» на новые языки (на французский). Однако здесь дело в своего рода фальсификации. В §22 после «васконов» у Пине следуют отсутствующие в других источниках слова «и королевство Наваррское» (et le Royaume de Nauarre). Территория та самая, но никаких известий об этом королевстве до появления в X в. н. э. короля Санчо Гарсии нет. Вставка о Наварре в тексте Плиния выглядит странно. По-видимому, Пине рассматривал «Естественную историю» как своего рода стандартный учебник, в который издатель должен вносить изменения, когда текст «учебника» в чем-либо разойдется с современностью. С другой стороны, Пине мог вписать слова о Наварре, когда сделал ставку на победу кальвинистов (гугенотов) в религиозной войне и стремился всемерно поддержать Наварру, которая в 1560—1570-е гг. стала их цитаделью.

В §64 Плиний упоминает ряд городов (Приверн, Сетию, Сигнию, Суессу, Урбану), причем в тексте после определяемого oppida («укрепления», «мелкие города») даны сначала действительно названия городов — Ариции, Альба-Лонги и др. — а затем плавный переход к названиям gentes и populi: племен или жителей городов (селений): привернаты, сетины и т. д. Сетины, очевидно, те же, что в §60, или какое-либо их ответвление. Однако этноним «сетии» или «сетины» был также распространен в Испании и Нарбоннской Валлии. В «Естественной истории» подчас трудно отличить имя города от названия племени, и §63—65 дают пример того, что каждое название отражает какой-то момент процесса превращения этнонима в топоним. Альба-Лонга, Нола или Форум-Аппи — явные города. Кораны (поскольку объединены хотя бы фиктивным предком), акерраны, сетины и кекубы — племена. Но, например, акерраны — это и территория Акерр, см. §63 и 114. В V 29 названы города, oppida civium Romanorum, и мы их так и переводим: Укита, Вага, Тибига и т. д., но в оригинале стоит Ucitanum, Vagense, Tibigense. Плиний явно не видел в этом ни малейшего противоречия, потому что вначале говорит о числе народов в Африке (бывшей Карфагенской и Нумидийской), которая populos 516 habet, и тут же включает в это число колонии и города, но названия городов дает в адъективной форме. Названиям колоний он этой формы не придает и тут же пишет, напр., Thuburbi (это колония и вместе с тем один из populi), а не Thuburbiense или Thuburbitana. То же в книге III и в других местах (но не везде): так, в §24 колония Цезараугуста и города Bilbilitani, Ilerdenses (хотя хорошо известны названия городов Bilbilis, Ilerda и т. д.). Это, по-видимому, не случайно: город он воспринимает как органичную, в основе своей родоплеменную общину, а римскую колонию — как административно и механически набранную группу лиц. Однако глагол он и при имени города, и при названии колонии или какой-либо административной единицы, или племени ставит в единственном числе, подчеркивая момент единства во всех этих типах объектов: Heracleopolites est in insula Nili, «Гераклеополитанцы живут (или: Гераклеополитанский [ном], или: Гераклея, город Геракла, расположен) на острове посреди Нила», V 50. Плиниево восприятие города как процесса соответствует объективной динамике и является нововведением Плиния, поскольку в других аналогичных перечислениях, как грекоязычных, так и латиноязычных (см., например, пространную надпись в §137) этот прием не развернут. Сказанное о городах в значительной мере относится и к странам: страна и народ у Плиния часто отождествляются. Так, в V 94 между Киликией и Памфилией помещены исавры, вопреки общему мнению, что Памфилия непосредственно следует за Киликией. «Но при этом упускают из вида народ [и страну] исавров» — так приходится переводить лаконичное латинское neglecta gente Isaurica. В X 53 говорится о «лекарстве, по стране своего происхождения называемом “коммагенум”» — в оригинале просто quod ab gente dicitur Commagenum («народа» Commagenum нет). Gens Isaurica, как и вообще gens, фиксирует сразу два значения: страна мыслится как объективация народа, а народ — как порождение страны.