Читаем Эстетика и литература. Великие романы на рубеже веков полностью

Фредерик в Воспитании чувств, как и Эмма Бовари, обнаруживает склонность к мечтательности, но в отличие от неё, не теряется в своих иллюзиях. И Пруст, который видел в произведении Флобера «по движению непрерывному, монотонному, неясному, неопределённому» произведение «в буквальном смысле беспрецедентное»27, утверждал, что в Воспитании чувств «то, что до него было действием, – стало впечатлением»28. В действительности, Воспитание чувств – это длительный отчёт всего существования, в котором герои не принимают, так сказать, активного участия в действии»29.

Важность этого произведения следует искать не во взаимосвязи событий, и не в условности завязки, но в драматичности бездействия и медленного разрушения. Здесь появляется идея текущего времени, времени разрушающего. И если уже Лукач в Теории романа утверждал, что Флобер стал, вероятно, первым великим романистом, который понял, что роман помещается во времени, то и Пруст, в свою очередь, признавался, что чувствует свою близость к Флоберу, поскольку этот последний умел «передать с редкой силой ощущение времени»30. Речь идёт о психологическом времени героя, а не о хронологическом, о чём свидетельствует постоянное изменение скорости повествования, переход от дат, называемых с предельной точностью, к весьма неопределённым временным отсылкам. В действительности, время и субъективность связаны теснейшим образом. Ещё Пруст утверждал, что «Самой замечательной деталью в Воспитании чувств является не фраза, а «пустое пространство»; это именно тот огромный «промежуток», в котором «без малейшего перехода… время, вместо четвертей часа, внезапно начинает измеряться годами, десятилетиями»31.

Несовпадение во времени желания и удовлетворения этого желания приводит к осознанию бесполезности любых усилий со стороны человека. Тем не менее, и в Воспитании чувств, как прежде в Госпоже Бовари, Флобер противопоставляет разрушительной силе времени незыблемую вечность природы. Вновь, как и прежде, изобилие описаний предназначено не для заполнения сюжетной линии, но для созерцания. И именно благодаря бездействию и отсутствию настоящей интриги этот роман становится предшественником нашего антиромана»32. Не случайно Флобер подчёркивает необходимость для писателя «глубокого видения, проникновения объективного взгляда»33, которое, однако, не должно иметь целью более красивое описание или насыщение образами, но должно идти за пределы этого, к тому «другому», кроющемуся за этими образами, и что вызвало его желание написать «книгу ни о чём».

Воспитание чувств предлагает нам двойной финал. Герой романа Фредерик Моро возвращается после всех жизненных неудач, в полную дремоты и скуки провинцию: к жизни без жизни. Но в финальной сцене встреча со старым другом Делорье становится поводом к воспоминанию об одном событии, произошедшим много лет назад. Теперь два финала теснейшим образом связаны, и если первый – это завершение жизни, пошедшей прахом, поскольку в прах рассыпались идеалы и иллюзии, то второй раскрывает структуру и сам смысл романа. Оба приятеля окунаются в воспоминание об их посещении «дома Турчанки», и этим подчёркивается факт, что в этом эпизоде содержатся все мотивы и все смыслы романа. Когда они соглашаются, что это стало лучшим моментом в их жизни, они фактически обращаются к своей юности, к моменту надежды о будущем, в котором исполнились бы их мечты и их идеалы. Но для Флобера это именно то, в чём жизнь не уступила и не уступает. В конце романа возвращение героя в провинцию, то есть к точке отправления, показывает, что путешествие по жизни в поисках целостности превратилось в ничто, стало замкнутым кругом, где конец совпадает с началом.

Не случайно роман начинается именно с путешествия: поездка на пароходе Фредерика, ещё юношей, по реке, которая своим монотонным и всё время однообразным течением становится символом течения времени для героя, позволяющего ему влечь себя за собой, как юноша на пароходе позволял влечь себя реке. В этой поездке заключена уже вся судьба Фредерика – юноши, голова которого переполнена мечтами и планами: для него, как для Эммы Бовари, пассивность и склонность к мечтам связаны самым тесным образом. К тому же, именно на пароходе юный Фредерик встречает ту самую госпожу Арну, явившую для него идеал женщины, к которому нужно стремиться всю жизнь: то есть, его любовь к ней останется навсегда желанием, неосуществимым с течением лет в ходе их многочисленных встреч.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэзия как волшебство
Поэзия как волшебство

Трактат К. Д. Бальмонта «Поэзия как волшебство» (1915) – первая в русской литературе авторская поэтика: попытка описать поэтическое слово как конструирующее реальность, переопределив эстетику как науку о всеобщей чувствительности живого. Некоторые из положений трактата, такие как значение отдельных звуков, магические сюжеты в основе разных поэтических жанров, общечеловеческие истоки лиризма, нашли продолжение в других авторских поэтиках. Работа Бальмонта, отличающаяся торжественным и образным изложением, публикуется с подробнейшим комментарием. В приложении приводится работа К. Д. Бальмонта о музыкальных экспериментах Скрябина, развивающая основную мысль поэта о связи звука, поэзии и устройства мироздания.

Александр Викторович Марков , Константин Дмитриевич Бальмонт

Языкознание, иностранные языки / Учебная и научная литература / Образование и наука