Этаж-42

— Значит, ты меня оставляешь без работы? — притворно ужаснулась Ольга.

— Государство о тебе заботится, а мое дело — выполнять распоряжения, — улыбнулся Найда. — Кабы на то моя воля, вас, женщин, я бы вообще подальше от строительных работ… Ваше дело — дети, одежда, магазины, песни… Кстати, Оленька у нас певунья! Хор наш без нее давно бы захирел, — с гордостью проговорил Алексей Платонович.

— Ясно, — с шутливой улыбкой отозвалась Ольга. — Из железной клетки меня высаживают — и прямо в семейную, чтоб над кастрюлями пела свои песни.

— Тогда уж лучше к нам переезжайте, — подбросила словцо тетка Паша. — В достатке жить будете, домик себе построите — этому учить вас не надо. В клубе Ольга сможет работать. Правда, Гриша? — обратилась она за поддержкой к мужу.

Он пытливо глянул на Ольгу, перевел взгляд на Найду. Идея эта, видно, ему понравилась.

— Верно. А то надоело уже с чужими людьми иметь дело, — досадливо махнул рукой хозяин. — От вас иногда приезжают наши шефы. Но пока их допросишься — сами бы лучше построили эти коровники.

Разговаривали долго, и Ольга начала подремывать за столом (ведь после целого рабочего дня!). Когда еще новое постановление утвердят, а завтра ей опять во вторую смену. Восемь часов на ветру, в снегопад — да на какой высоте!..

Тетка Паша, спохватившись, принялась хлопотать над постелями, принесла подушки из другой горницы, чтобы на широкой кровати постлать все свежее. И тут возникла досадная неловкость. Ольга поняла свою родственницу с одного взгляда. Как, мол, постель стлать? Ведь они вроде бы после помолвки?..

Ольга решительно взяла одну подушку и положила ее на стул.

— Я у вас на веранде видела раскладушку, — сказала так, будто и не возникало никакого сомнения. — Несите сюда. Спать хочу — прямо умираю.

* * *

Что бы ни говорили о главном инженере Гурском, делал он немало хорошего. В газетах о нем упоминали все чаще, комбинат постепенно выходил в число первых, ходили слухи, что к майским праздникам большая группа рабочих будет награждена орденами и медалями. Особенно внимателен стал Гурский к бригаде Найды и Невирко. С Найдой, правда, избегал встречаться, больше разговаривал с рабочими. Хорошие ребята, ничего не скажешь. Балагурил с ними, предлагал сигареты, уточнял кое-что по проекту, по чертежам. Глаз у него точный, умеет строить, чувствует линию. Настоящий инженер!

Полез на кран, в башенную кабину к Ольге Антоновне, и с ней долго там беседовал. Работяги пересмеивались: свидание выше ватерлинии! И на бригадира Найду косились сочувственно. Каково-то ему, а? Начальство с кем хочет, с тем и говорит.

Особенно долго о чем-то толковал с Петром. Остановились за стеной возле санкабины, укрылись от ветра и что-то доказывают друг другу. Найда нутром почувствовал: снова, видно, о Майке зашла речь. Может, нападает на Петра из-за дочери. А может, наоборот, пришел мирить молодых людей.

Беда с этим Невирко. Пропадет хлопец, загубят его, собьют с толку.

Совсем перестал нравиться Петя Алексею Платоновичу: дерзит, стал слишком уж самостоятельным, самоуверенным. В глазах появился холодок. Все толкует ребятам: «Наше звено станет лучшим. Вы только меня слушайте». Тянут из кассет панели, приготовленные для следующей смены, отбирают себе, что получше. Найда его однажды прямо за руку схватил:

— Ты чего от меня убегаешь? Не забывай, что у нас наряд на всю бригаду, а не только на твое звено. — И по-дружески обнял его за плечи. — Петь, что с тобой? Опять с Майкой связался?

Не ответил. Стояли как раз в слесарной будке, на верхотуре, возле электрического камина. Петр грел руки над ним.

— Чего таишься?

— Да никаких тайн! — бросил Петр.

— А я слыхал другое.

— Может, скажете?

— Ходят разговоры, что в родственники к Гурскому набиваешься…

— Чертовы трепачи! — взорвался Невирко. — От зависти все. Пускай завидуют. Я свое дело знаю. А если кто и похвалит, так всей бригаде на пользу. — Он перешел на доверительный тон: — Разве уж такой большой грех, когда человек в почете?

Найде что-то не понравилось в его словах и в тоне. Слишком уж прямолинейно высказал Петр то, чего говорить, пожалуй, не стоило.

— У нас одна стежка, Петя, смотри, чтоб не петлять по ней.

— Петлять не собираюсь, Алексей Платонович, но и своего интереса не упущу. Гурский пообещал, что создаст нам лучшие условия. И я ими воспользуюсь. Вы можете с ним спорить, Алексей Платонович, а мне все равно. Лишь бы дело спорилось.

…Найде вдруг пришла неожиданная мысль: надо поговорить с Майей Гурской. Не откладывая поговорить. Алексей Платонович был с ней знаком, она даже к нему в дом заходила, когда они дружили с Петром и дело к свадьбе шло. Знал, что она умная, рассудительная, с тонкой душой. Он должен знать правду. Обман здесь или не обман? Любит она Петра или не любит? Если любит, зачем мутить воду? Берите и женитесь. Много о девчонке лишнего болтают: такая, этакая… А то, что отец — хитрая бестия, не ее вина. Он ее и с Голубовичем свел, заставив порвать с Петром.