Этаж-42

— Чтоб ровно в пять возле стадиона! — кричал в трубку Петру Невирко, стоявшему в своей робе перед табельщицей. — Коньки подточим на месте.

Настроение у Петра было не больно веселое. Накануне был с ребятами в молодежном кафе. Была и Ванда из диспетчерской. Неплохо провели время. Только к концу все испортила Майя. Вдруг явилась со своей подругой, села неподалеку, заказала шампанское. В бархатном зеленом платье, стройненькая, красивая. А в глазах — печаль. Так и тянуло подойти и пригласить на танец. Но Виталька не пустил: «Держись и не верь! Крепче держись, старик!» Девушки вскоре ушли, и ему стало легче. Как гора с плеч. И только в груди ныло, и щемило сердце.

Каток был припорошен снежком, но его уже счищали, и лед голубовато поблескивал под косыми солнечными лучами. Петр вышел на лед. Хорошо скользят коньки, и точить не нужно.

— А у меня черт-те что! — пожаловался Виталька Корж. — На поворотах так и заносит. — Сел на скамью, устало вытянул ноги, сонно сощурился. — Эх, жизнь! Трудись, дыши, наслаждайся! — Он скосил глаза на Петра. — А ты чего скис? Ребята тебя не узнает. Говорят: мечтаешь попасть под крылышко Гурского. Получить от него благословение…

— Я с Гурским расквитался еще перед камерой, — сказал Невирко.

— Э, нет! — возразил Виталик. — Главный инженер Гурский тебе все простил. Опять тебя в президиум приглашает, в докладах упоминает. Может, и с Майкой помиришься…

— Может, и помирюсь, а может, и нет, — неожиданно для самого себя признался Петр и продолжал доверительно: — Сам, Вить, не знаю, как быть. Она теперь совершенно другая. Жалеет о своей ошибке.

— А Голубович как?

— А я тут при чем? — Я его не просил быть моим руководителем. Конечно, мне его жалко, к тому же он серьезно болен.

— Послушай, дружище, — презрительно скривился Виталик. — Есть такое старомодное словечко: порядочность. Если ты забыл, я тебе о нем напомню.

— Ты меня не учи порядочности, — буркнул Петр. — Я и без тебя знаю, что это такое.

— А я думал — забыл. — Виталик поднялся со скамьи, туже затянул не шее шарф. — У нас, простых работяг, такие номера не проходят. Пошли на стометровку! — И он помчался на коньках по сверкающей ледяной дорожке.

Невирко остался на скамье в одиночестве. В голове роились сумбурные мысли: «Он ушел на свою стометровку. У каждого все решает последняя стометровка. Всюду соревнования сильных. Если бы только можно было не иметь дела с Голубовичем!.. Зачем он так глядит мне в глаза? Почему простил? И виноват ли я в том, что встретился с Майей? Что люблю ее и… надеюсь?.. Виноват ли в том, что она порой так холодна со мной?»

Мимо него проехала снегоочистительная машина, с грохотом подметая беговую дорожку. Скоро спрячется солнце, вспыхнут огни и заиграет музыка.

Из раздевалки вышел в синем костюме и белой шапочке здоровяк Николай Обрийчук.

— Невирко, на выход! — махнул рукой, подзывая Петра. — К тебе гости.

Петр решил, что с объекта. Может, что случилось? Может, вызывают в ночную? Но, войдя в кабинет администратора, увидел там молодого красивого капитана милиции, который сидел за столом, просматривая какие-то бумаги. Капитан оказался человеком приветливым, с юморком. Поднявшись, он пожал руку Петру, сказал шутливо:

— Извините, что сорвал вас с дистанции… Ничего не поделаешь…

Невирко смотрел на милиционера холодно, насупясь. Спросил, в чем дело, для чего его сюда вызвали. Дело выяснилось довольно быстро. Пригласив Невирко сесть, капитан достал из планшета какой-то листок, пробежал его глазами и проговорил деловым, официальным тоном:

— Вы знаете такую девушку: Полина Райчик, служащая домостроительного комбината, двадцати двух лет, незамужняя?..

— Точно, незамужняя, — резким голосом подтвердил Невирко. — А сколько лет… право, не знаю.

— Возрастом в таких делах не интересуются, это верно.

— В каких делах? — скривил губы Петр. — И вообще, вы с чем пришли?

— Ночная пьянка, оскорбление девушки, попытка к изнасилованию. Пострадавшая — именно эта Полина Райчик. Можете что-нибудь возразить? Заявление поступило лично на вас.

Невирко побледнел. Поля, секретарша из приемной Гурского, та самая симпатичная девушка, которая так задумчиво слушала музыку там, на верхотуре. Все смотрела с площадки сквозь незастекленные рамы на далекие россыпи огней за Днепром. Петру вдруг стало смешно. Сказал, что Полину знает и что действительно он с ней танцевал… Собственно, танцевал Виталий, и все было прилично, хорошо… В письме сплошная выдумка, клевета. Полина не могла такое написать…

— Я и не говорю, что она написала. — Лицо капитана прояснилось. — Я говорю: поступило заявление. А кто его написал — разберемся после. — Он раскрыл маленький, в красном переплете блокнотик. — Так вот, Петр Онуфриевич, очень прошу вас припомнить все, что касается того ночного… происшествия. Кто был с вами? Что вас побудило пойти на стройку? Почему были вызваны патрульные милиционеры?

— Значит, допрос! — возмутился Петр.