Этаж-42

Петр догадывался о приблизительном ходе мыслей Гурского. Он понимал, что Гурскому нужна помощь, толчок, что он весь нацелен на действие и что все в конце концов упирается сейчас в него, в Петра Невирко. Как он скажет, так и будет. Выступать против своего старшего друга Алексея Платоновича Петр не собирался. Он с самого начала, еще там, на пикнике, воспринял требование главного инженера как дикую нелепость, как что-то унизительное, циничное и наглое. Но сейчас он не мог скрыть от себя и другого: того ощущения самодовольства, которое появилось от сознания своей значимости. Не мог он не испытывать и удовлетворения от мысли, что вся хитроумно выстроенная система Гурского, все его далеко идущие планы и расчеты, в сущности, зависят от него, Петра, от его слова, от его решимости. «Только напрасно ты приехал сюда, Максим Каллистратович, — с глухим злорадством думал Петр. — Ничего такого я о Бате не скажу. Мы его в обиду не дадим».

Окинув взглядом помещение бытовки, уставшие лица рабочих, Петр посмотрел на Алексея Платоновича, сидевшего с опущенными плечами и слегка склоненной набок головой. От внимания Петра не ускользнуло, что секретарь парткома время от времени поглядывала на бригадира и почему-то каждый раз, взглянув на него, торопливо что-то записывала в блокнот. Найда был членом парткома, умел выступать хлестко, решительно, не скупясь на меткие эпитеты, порой даже весьма ощутимые для отдельных товарищей. Что она там записывала? Видно, и ей хотелось услышать слово бригадира? И вдруг Петр с предельной ясностью представил себе смысл возможного выступления Алексея Платоновича. Он ведь может напомнить о ночном аврале. Он вспомнит о его, Петровом, «марафоне», халтуре и недоделках. Найда был нетерпим к плохой работе, никому не прощал неряшливости, непрофессионализма, неумения и, естественно, не простит этого и Петру. Подумав так, Петр на какое-то мгновение не то чтобы пожалел о своей решимости не уступать Гурскому, но испытал легкую жалость к себе, какую-то незаслуженную обиду. Этот хитрец Гурский только и ждет слова Петра, так и стелется перед ним, а Найда будет его карать, распинать и срамить перед всеми. Найда даже не догадывается, сколько всяческих благ посулил Петру Максим Каллистратович и какой ценой заплатил Петр за свою верность Бате.

Но по мере того как обсуждение производственных вопросов приближалось к концу и чувствовалось, что собрание кончается, Петр убеждался в том, что Найда решил на этот раз пощадить его. Тот сидел молчаливый, с неподвижно устремленным вперед взглядом и будто бы даже не слушал выступающих. И на Чернявскую не обращал внимания. Петру стало легче. Головомойки не предвидится, все кончится хорошо.

В этот момент раздался голос Гурского:

— Неужели, товарищи, у вас нет трудных проблем и все так гладко?

Собрание зашумело, заволновалось.

— Проблем навалом! — бросил один из молодых монтажников, сидевший в неудобной позе на подоконнике.

— Я о них не слышал, — обернулся к нему Гурский.

— И не услышите. Ведь мы — передовая бригада. — Парень ухмыльнулся с видом лукавым и многозначительным, будто намекая на то, что об этих проблемах всем давно известно.

Гурский быстро переглянулся с Чернявской, затем с горькой улыбкой произнес:

— Видать, у вас критика и самокритика не в почете, товарищи. А жаль! — Его темно-карие глаза скользнули по лицам рабочих и остановились на Петре. — Прав ли я, товарищи?

Петр понял: «Он ждет моего слова. Уверен, что я готов на все. А черта лысого не хочешь?.. — Стало вдруг неприятно, что Гурский так выразительно посмотрел на него, так откровенно дал ему понять, что он, Петр, должен выполнить его требование. — Нет, мы своих не продаем. У нас не такие правила…»

— Да, плохо у вас с критикой, — понизив голос, повторил Гурский.

И тут поднялся Саня Маконький: высокий, лицо бледное, в глазах — решимость.

— Говорят, что нет у нас проблем… — как бы у самого себя спросил молодой рабочий. Его взгляд отыскал Гурского. — Мне кажется, главный инженер имел в виду другое: кто виноват в том, что у нас есть нерешенные проблемы?

— Абсолютно верно, — согласился с ним Гурский.

— Вот-вот, надо искать виновников. Эти проблемы существуют не сами по себе. Они за людьми ходят. Выпил водитель чарку-другую, утром его не пустили на линию, и уже мы тю-тю! — в простое. Недодали в раствор цемент нужной марки, панельки пошли хрупкие, ломаются, крошатся. Верно я говорю?

С мест раздались одобрительные возгласы. Начался тот разговор, которого все ждали. Чернявская принялась записывать в блокнот выступление Маконького.

— И наконец, качество. Самая трудная из всех проблем. А трудная потому, что решать ее некогда. Потому, что нашему звену, к примеру, не о качестве нужно думать, а о количестве. А раз мы думаем только о количестве, то и получается… — Саня посмотрел на Гурского с болезненным сожалением, — получается, товарищ главный инженер, халтура. Или почти халтура.