Этюды о карельской культуре

Сил дальше брести по снегу неизвестно куда уже не оставалось, чем мы питались, не помню, ведь продо­вольственных карточек у нас не было. Но тут нам улыб­нулось счастье: как раз в это время в деревню приехал какой-то старик, который рассказал, что примерно в 40 километрах находится город Ижевск, а там большой военный завод, который имеет свое подсобное хозяйст­во, где можно хотя бы перебирать картошку. «Идите туда, там сможете работать в тепле».

Мы пошли, и опять, разумеется, пешком. В лесочке, километров за пять от Ижевска, находилось подсобное хозяйство. Слава Богу, попали в затишек от ветра и метели.

Приняли нас очень доброжелательно. Нам не при­шлось даже идти перебирать картошку — для двух сту­денток нашлась «чистая» работа и место в общежитии.

Там, в Удмуртии, на одном месте мы и прожили всю войну. За это время познакомились и подружились с удмуртами. Дома у себя они разговаривали на родном языке. Некоторые, постарше, плохо говорили по-русски, однако молодежь уже хорошо владела русским языком.

Кроме удмуртов и русских там были и татары — все местные жители. Со всеми мы жили дружно, и никто на меня не смотрел косо из-за того, что я финка, только удивлялись, как я попала в Россию. Приходилось не раз объяснять, что не только я, но и мои предки всегда жили в России, под самым Питером.

Нам пришлось ходить в лаптях — очень удобная обувь. Рабочие и зимой и летом носили лапти с белыми онучами из домотканого полотна. Удивительно, как это женщины успевали постоянно стирать эти онучи, ведь в семьях с детьми и хозяйством у них и без того рабо­ты по горло?

В то время меня еще не интересовали ни народная поэзия, ни народное искусство, хотя свои наблюдения о сельской жизни я, разумеется, делала, и многое из увиденного оставило неизгладимый след в моей-памяти. Тогда меня интересовала лишь литература, особенно — поэзия, которая была для меня превыше всего на свете».

Но у подруг душа рвалась домой, в Карелию. Они отправили в Беломорск, где находилось в те годы ка­рельское правительство, заявление с просьбой вызвать их для работы в школе. Ответ пришел положительный. Но пока девушки оформляли свои выездные документы, финны уже оставили Петрозаводск. Унелма с Анной в июле 1944 года приехали прямо в столицу Карелии на поезде через Волховстрой — это был второй поезд, пришедший в Петрозаводск с юга.

В городе было еще мало жителей, правительство по­ка оставалось в Беломорске. Кое-кто из университет­ской администрации уже появился, и девушек оформи­ли на работу в университетскую библиотеку. А библио­тека представляла собой огромную груду обгоревших книг в разрушенном здании университета. Эти залежи, находившиеся здесь под открытым небом с 1942 года, когда сгорел университет, надо было разобрать, и кни­ги, пригодные для пользования или для реставрации, перенести в здание педагогического института.

Ближе к осени 1944 года университет возвратился из Сыктывкара обратно в Петрозаводск. По этому по­воду в Русском драмтеатре (на его месте сейчас рабо­тает национальный театр) был устроен торжественный праздник для немногочисленных преподавателей и сту­дентов, которых в то время было не более двухсот. На торжестве присутствовало правительство республики во главе с Геннадием Николаевичем Купряновым (он же был первым секретарем республиканской партийной ор­ганизации). Столы ломились от яств — лосось, икра, шо­колад — и букетов цветов! Студенты еще ни разу не сидели за такими столами и чувствовали себя не­ловко.

Дружба Унелмы с Анной Трофимовной Демидовой продолжалась и в стенах университета, где они снова стали учиться вместе на одном курсе. И эта выдержав­шая многие испытания дружба продолжается поныне. Анна долго работала учительницей в Сегеже. Родом она была здешняя — из деревни Койкиницы, что на восточ­ном берегу Выгозера. Деревня когда-то была, вероятно, карельской, судя по тому хотя бы, что дед Анны но­сил фамилию Койкка и называли его карелом.

Унелма Конкка закончила учебу в университете в декабре 1946 года и получила должность ассистента при кафедре русской литературы. Но сначала ей, как полагается выпускникам, предоставили месячный от­пуск. И опять на пути Унелмы возник неожиданный поворот.