Евангельская имущественная этика. Русская социальная мысль. Цикл публичных лекций

Но, как выясняется, в этом Свято-Сергиевском институте он читал курс христианской социологии. И этот курс худо-бедно студенты записали. Получилась книжечка. Неизвестно, правил её Булгаков, смотрел ли. Может быть, и правил. Она называется «Христианская социология» – она попала в булгаковские труды. И это очень любопытная книга: первая попытка как-то систематически описать христианскую социологию, то есть рассмотреть общество с христианских позиций. Там не всё хорошо, на мой взгляд: книга слишком фрагментарна. Там рассмотрены далеко не все вопросы, касающиеся общества. Это только начало начал, которое Булгаков как-то пытался сделать. Но, тем не менее, это значительная попытка.

Несмотря на то что Булгаков большевиков ругал, он всегда был патриотом России. И всегда в войну радовался победам Советской Армии. Но в военный период он очень сильно заболел: рак горла. Ему сделали две тяжёлых операции, причём без общего наркоза. Он писал, что одну из операций он видел в зеркале, которое было над операционным столом. Потерял полностью голос. После как-то громадными усилиями научился снова говорить, по сути дела – хрипеть и шипеть. Но, тем не менее, стал даже служить иногда Литургию и иногда читать лекции. А после, в 1944 году, – тот инсульт, с которого я начал своё повествование. Вот такая удивительная жизнь этого человека.

В заключение кое-что о детях, которые, как всегда, совершенно не дотягивают до своего отца. Мария Сергеевна Булгакова за границей была первой подружкой Марины Цветаевой. И вышла замуж за Родзевича – героя поэмы Цветаевой. Все ей говорили, что, мол, это же большевистский шпион, он явно работает на НКВД. А она отвечала: «Ну что вы, он такой интеллигентный человек, этого не может быть».

Сын Фёдор, который остался в России, и о судьбе которого Булгаков всё время ужасно волновался, потому что о нём никаких известий долгое время не было, – он оказался самым удачливым. Он стал художником, учился у знаменитого Нестерова. И даже женился на его дочке. Долгое время жил в Москве и умер где-то в 80-х годах.

Сын Сергей, хоть и уехал за границу, но у него ужасная такая судьба: какая-то внебрачная дочь Франсуаза, в общем – ничего из него не получилось. Кстати, эта Франсуаза – русофилка, приезжала в Москву, там встречалась с Фёдором Булгаковым. Ну, и сын Ивашечка – в 4 года умер.

Вот, собственно, всё. Давайте вопросы.

Вопрос: Он так и не пришёл к заключению, чем же или кем была София? То есть тварным созданием или божественным?

Н. С.: Нет. Понимаете, он перепробовал несколько вариантов. И такой, и такой… И ещё пробовал вариант, который ему предлагал Владимир Лосский: рассматривать Софию как энергию Божию. Как одно из имён Божиих, которые, по православной мысли, являются чем-то вроде личности неличностной природы. Это даже признавал сам Владимир Лосский. Но этот вариант ему тоже не понравился. Потому в одном и том же сочинении (например, в «Свете невечернем») София – одновременно и тварь, и часть божества.

Вопрос: Николай Владимирович, а почему всё-таки он считал, что христианский социализм невозможен? Исходя из каких идей он так считал? Вы сказали, что, когда он захотел стать священником, он от этого отошёл. А он как-то это объяснял? Не только же тем, что на данном этапе жизни ему надо было от этого отойти?

Н. С.: Конечно, конечно. Он не был конъюнктурщиком. Идеи у него в нужный момент появились. Их ему подсказали. Подсказал Евгений Трубецкой, который считал, что Церковь не может связывать себя ни с каким социальным строем. И даже не может считать один строй лучше с христианской точки зрения, а другой – хуже. Это будет обмирщением Церкви. После он считал, что невозможно именно явное участие Церкви и построение каких-то христианских общин на коммунистических началах. Почему он так считал, я сказать не могу, но он очень критично относился, например, к неплюевской общине. Он знал о ней. Правда, там ни разу не был: знал только по публикациям. И считал это совершенно нецерковным делом, просто безобразием считал.

После он высказал такую мысль: что на самом деле тот первохристианский коммунизм, который устроили апостолы в иерусалимской общине, – он не настоящий коммунизм, ибо там апостолы совершенно игнорировали производство. Они только собрали складчину со всех и ждали пришествия Господа. Даже не пытались организовывать производство. Поэтому первохристианская община не может быть образцом социального строя даже для христиан, а уж тем более не может быть образцом вообще для всего человечества. Вот такие у него были соображения. Вообще, конечно, надо почитать более внимательно эти «Два града». Он говорит, что христианский социализм – это наивная попытка установления рая на Земле. Это – возрождение древнего, ветхозаветного хилиазма – он сближает социализм именно с этим. А после иронизирует, что рабочий класс – это мессия. Вот такие аналогии проводит, в бердяевском стиле.

Вопрос: А разочарование пришло тогда, когда начали действовать большевики жёстко?