Евангельская имущественная этика. Русская социальная мысль. Цикл публичных лекций

Начинает книгу Данилевский с чисто политических и геополитических событий. Он сравнивает события в Европе 1864 года, когда Германия оккупировала половину Дании, и, собственно, никто не пикнул, все только аплодировали, и события 1854 года – Крымскую войну, когда, казалось бы, Россия во всём права, защищает христиан от османов, от турок, и в то же время на неё ополчается вся Европа, которая неожиданно становится союзницей турок, и начинает против России войну. Надо сказать, что Крымская война для Данилевского была неким рубиконом, знаковым событием. В это время он находился в ссылке в Вологде, но сохранились письма Данилевского, в которых он всей душой переживает за эту войну. Он пишет: «Эта война со стороны России – война святая». И именно в этот момент, как говорится, он всё понял – что представляет собой Запад, что он хочет сделать с Россией, – в общем, всё ему стало понятно. И, видимо, вот тогда уже зародился замысел «России и Европы», который он сумел-таки осуществить.

Этот факт, что Европа ненавидит Россию, неприязненно к ней относится, я продемонстрирую несколькими цитатами Данилевского, как он об этом говорит. «Для этой несправедливости, для этой неприязненности Европы к России, которой сравнение 1864 и 1854 годов служит только одним из бесчисленных примеров, сколько бы мы ни искали, мы не найдём причины в тех или других поступках России, не найдём объяснения и ответа, основанного на фактах. Тут даже нет ничего сознательного, в чём бы Европа могла дать себе самой беспристрастный отчёт. Причина явления лежит глубже. Она лежит в неизведанных глубинах тех племенных симпатий и антипатий, которые составляют как бы исторический инстинкт народов, ведущих их помимо, хотя и не против, их воли и сознания к неведомой для них цели. Ибо в общих, главных очертаниях история слагается не по произволу человеческому, хотя ему и предоставлено разводить по ней узоры. Удовлетворительное объяснение как этой политической несправедливости, так и этой общественной неприязненности можно найти только в том, что Европа признаёт Россию и славянство чем-то для себя чуждым, и не только чуждым, но и враждебным. Для беспристрастного наблюдателя это неотвержимый факт. Не надо себя обманывать: враждебность Европы слишком очевидна. Она лежит не в случайных комбинациях европейской политики, не в честолюбии того или другого государственного мужа, а в самых основных её интересах. Россия в глазах Запада – не только гигантский, а лишний громадный исторический плеоназм».

Замечу, что «плеоназм» – это, в общем-то, излишество, многословие, употребление излишних слов, типа «масло масляное». Дальше читаем: «Но она не только для Европы этот исторический плеоназм, то есть что-то лишнее совершенно, но даже положительно и весьма труднопреодолимое препятствие к развитию и распространению настоящей общечеловеческой (то есть европейской) или германо-романской цивилизации».

И тут Данилевский развивает свою теорию культурно-исторических типов или цивилизаций. Вообще, сам Данилевский, конечно, был приверженцем научного метода, и, будучи естествоиспытателем, ботаником, он как бы переносит подходы, которые он очень хорошо и глубоко усвоил в естественных науках, на науки социальные. В общем-то, приём, надо сказать, в принципе, сомнительный. Так делать нельзя. Социальное отнюдь не сводится к какому-то естественнонаучному. Но, тем не менее, он так делает, и это всё время в построениях Данилевского прослеживается. Насчёт культурно-исторических типов он говорит, что та история, которую нам обычно преподают – древний мир, Средние века, новое время, – она, собственно, никуда не годится. Она, эта периодика, сделана под европейцев, сугубо под европейский культурно-исторический тип, и совершенно не подходит для других – ни для индусов, ни для китайцев. Она и для славян тоже не подходит. Поэтому должен быть совершенно иной подход к истории и должен быть иной подход, собственно, к самой классификации человечества.