Евгений Онегин

Such men (I'm first of them to blame) From boredom dear friends became,	Так люди (первый каюсь я) От делать нечего друзья.
XIV	XIV
But even such a friendship, readers, We haven't now; each of us	Но дружбы нет и той меж нами. Все предрассудки истребя,
Without prejudice considers The others oils but us as ones.	Мы почитаем всех нулями, А единицами - себя.
To be Napoleon each wishes, But millions of the two-legged creatures	Мы все глядим в Наполеоны; Двуногих тварей миллионы
For us are only some tools, And all ones passionate are fools.	Для нас орудие одно; Нам чувство дико и смешно.
But Eugene was beyond conception: Of course, he knew the people well,	Сноснее многих был Евгений; Хоть он людей, конечно, знал
In general he gave them hell, But any rule has some exception:	И вообще их презирал, - Но (правил нет без исключений)
He differed people in effect, And other's passions could respect.	Иных он очень отличал И вчуже чувство уважал.
XV	XV
To Lensky he could listen smiling.	Он слушал Ленского с улыбкой.
His ardent talk was full of haze;	Поэта пылкий разговор,
His wit of poet was milding; His constantly inspired faze, -	И ум, еще в сужденьях зыбкой, И вечно вдохновенный взор, -
He tried his cooling word to own, To keep away from man like this;	Онегину все было ново; Он охладительное слово
He thought: a fool would trouble his Such quickly fading high affection,	В устах старался удержать И думал: глупо мне мешать
Without me his time will come, But now let him live in calm	Его минутному блаженству; И без меня пора придет;
And great belief in world's perfection, Forgive him ardour of his age,	Пускай покамест он живет Да верит мира совершенству;
Of young delirium high rage.	Простим горячке юных лет И юный жар и юный бред.
XVI	XVI
Each topic's argued at the meetings: To meditate they were in mood	Меж ими все рождало споры И к размышлению влекло:
On real price of ancient treaties, On evil, good, on science fruit,	Племен минувших договоры, Плоды наук, добро и зло,
On old prejudices harmful, Eternal secret tombs alarmful,	И предрассудки вековые, И гроба тайны роковые,
The fate and life in their turn To their judgement could return.	Судьба и жизнь в свою чреду, Все подвергалось их суду.