Еврейский вопрос / Необыкновенная история

Именно. Недавно я где-то в фельетоне прочитал, что Education Sentimentale давно уже известен в русской печати, что даже он переведен в январской и февральской книжках 1870 года “Вестника Европы” под названием “Французское общество — Education Sentimentale, роман Флобера”. Вот они, передо мной, эти книжки! В свое время я этого романа не читал, т.е. тогда, ни в подлиннике, ни в переводе — или лучше сказать — извлечении, потому что в журнале он переведен не целиком, а я таких извлечений терпеть не могу! И вообще с летами я стал читать мало, особенно романов. И теперь, зная роман уже по подлиннику, я развернул его, поглядел и хотел отложить, как взгляд мой случайно упал на последнюю страницу 2-й части этой статьи (“Французское общество”) в февральской книжке — и я вдруг увидел имя Райского!

Здесь упоминается о сходстве Фредерика с Райским и говорится, что Флобер отнесся к своему герою еще объективнее, нежели я. Еще бы! По готовому писать, да не вышло бы объективнее. Значит, Флобер с Тургеневым поправляли меня и переложили на французские нравы. Тут же в предисловии к переводу романа (в январской книжке), в начале сказано, что Тургенев где-то замечает, что роман “Бовари” — “есть самое замечательнейшее произведение новейшей французской школы!”{54}. Вот как он, по-кошачьи, и обнаружил свои замыслы!

Еще фокус: в той же январской книжке “Вестника Европы”, в корреспонденции из Парижа — опять упомянуто об Education Sentimentale (стр. 452 и 453), как о великом произведении! Даже приведено в выноске и мнение старухи Жорж Занд, кладущей венок на голову Флобера! Припоминаю, что тогда писали и наши доморощенные рецензенты об этом романе, и, между прочим, Ларош, который разбирал в “Русском Вестнике” и “Обрыв”. Он лично мне очень понравился, этот Герман Августович Ларош, как умный, образованный и любезный человек, хотя, кажется, как и все почти действовал тоже несколько по наущению против меня!{55}

Но как все они ни взмыливали оба Флоберо-Тургеневские романы, а романы эти ко вкусу русской публике не пришлись. Прочли, похвалили и забыли: ни слова больше! Точно тоже и “Дача на Рейне”, от нее ни у кого не осталось в памяти следа. Я сказал выше, от чего это: от того, что умом в произведении искусства нельзя рассказать, а там надо изобразить. Но как образы целиком украсть нельзя, надо подделываться под них, а кисти нет, и выходят подделки бледны, и если есть искры, то чужие и в воображении читателя не остаются.

Так давайте же эту манеру выдавать за новую школу!

Мой “Обрыв” вышел годом раньше Флоберовского романа Education Sentimentale — и вот Тургенев с союзниками и навязывают нам всячески и Ауэрбаха, и Флобера, чтобы задавить “Обрыв”, — и успели!