Еврипид и его трагедийное творчество: научно-популярные статьи, переводы

Я вскользь упомянул картину Аполлодора в Пестрой стое, ученая схолия к вышеприведенным стихам Аристофана описывает ее содержание так: «Гераклиды, Алкмена и дочь Геракла умоляют афинян из страха перед Еврисфеем». «Это, – говорит Виламовиц, – древнейшее свидетельство влияния еврипидовской трагедии на живопись»; действительно, Аполлодор был его современником. Но я спрашиваю: где во всей трагедии Еврипида имеется сцена, подобная Аполлодоровой? Пока происходит просительство Гераклидов, Алкмена и Макария находятся в храме. Зато на сцене Иолай и Демофонт – и их как раз у Аполлодора не имелось.

Нет, не Еврипида воспроизводил Аполлодор, а Эсхила; на это указывает и то, что у него только два действующих лица, Алкмена и Макария, – а именно Эсхил был связан законом двух актеров. Итак, впереди «Гераклидов» у Эсхила была «Алкмена»; а между тем среди его потерянных трагедий цитируется одна именно под этим заглавием. Не была ли «Ал-кмена» Эсхила второй драмой трилогии?

С большей уверенностью можем мы назвать третью. У Еврипида Макария, отдавая себя в руки Демофонта, просит его, однако, чтобы:

                        Не в руках мужей,
По крайней мере, а в объятьях женских
Мне дали жизнь окончить.

Итак, в руках жриц, а не жрецов. Среди потерянных трагедий Эсхила нам называются и «Жрицы», притом в числе тех, в которых он будто бы разгласил таинства элевсинских богинь. В одном из отрывков упоминается открытие храма Артемиды; таковой стоял именно на афинской площади.

Наконец, мне кажется, мы можем указать и сатирическую драму, венчавшую трилогию; это были скорей всего «Глашатаи» («Kerykes») элевсинского поэта. В двух отрывках упоминается львиная шкура – конечно, Геракла; а если так, то заглавие вряд ли может быть отнесено к кому-нибудь, кроме Копрея. Трусливый вестник не решается сам отнести Гераклу приказ Еврисфея: он поручает это сатирам, которые и выступают в роли «глашатаев».

Но вернемся к обеим драмам, соответствовавшим «Гераклидам» Еврипида. В предположительной «Алкмене» действие начиналось с картины Аполлодора; аналогией может служить начало «Просительниц» того же поэта. Затем следовало вмешательство Копрея и его смерть. Затем – известие о приближении аргосцев, определение элевсинского эксегета об искупительной жертве, жеребьевка между дочерьми Геракла, уход Макарии в обществе жриц, которые здесь, в конце трагедии, по обычаю Эсхила образовали побочный хор. В третьей и последней трагедии эти жрицы образовали главный хор. Парод рассказывал о смерти Макарии, после чего следовал в честь ее плач Алкмены; дальше приходил вестник с рассказом о победе Гилла над Еврисфеем и смерти последнего, потом являлся сам Гилл, быть может, с головой убитого тирана. Определялась участь спасенных Гераклидов; в заключение элевсинский эксегет объявлял о примирении своих богинь и их воле, чтобы впредь на память о событии афинские эфебы в траурных одеждах сопровождали шествие в Элевсин. Очень вероятно, что таковым кончалась трагедия, причем эфебы в качестве «пропомпов» отводили жриц в их родной город, как мы это имеем в «Евменидах».

Но почему же, можно спросить, испортил Еврипид трагедию своего предшественника? Он делал это не раз ради тенденции – в «Андромахе», в «Электре»; в данном случае этико-политическая тенденция драмы требовала устранения смерти Копрея, а оно в свою очередь лишило вмешательство элевсинской богини и жертвоприношение Макарии его разумной основы.

VI

Продолжаем анализ нашей трагедии. Переделка поглотила второй стасим, затем третье действие – рассказ о смерти Макарии и (вероятно) появлении источника ее имени, а также и определении почестей самоотверженной деве, о котором свидетельствует автор древнего предисловия (hypothesis): «и ей они воздали высокую честь»; сохранен только конец – грустные слова Иолая. Дальше идет третий стасим, посвященный, как это и естественно, прославлению Макарии и утешению Иолая; затем, в четвертом действии, к убитому горем Иолаю является слуга Гилла с хорошим известием. Иолай вызывает Алкмену из храма.

Ее появление подверглось суровой критике в лице Виламовица, который видит в нем работу автора переделки; вряд ли это правильно. Сам Виламовиц заметил, что Алкмена – «предварительный эскиз» к Гекубе в одноименной трагедии, так же как Макария – «предварительный эскиз» к Поликсене там же; а если так, то сравнение с соответствующим стихом этой трагедии напрашивается само собой. Там к Гекубе приходит вестник от Агамемнона. «О друг мой, – говорит она ему, – не правда ли, ты пришел, чтобы увести меня на казнь? Скорее веди меня!» Нет, он пришел за ней, чтобы она похоронила свою дочь Поликсену. Здесь к Алкмене приходит вестник от Гилла. «Ты хочешь увести внуков? Не смей их трогать!» Нет, он пришел с хорошими вестями от старшего из них. И здесь и там – ошибка, объясняемая возбужденным состоянием старой героини: одна потеряла дочь, другая – внучку.