Европа во мне. Как не потерять себя в новых странах, условиях и ролях

Это был уже, наверное, пятый раз, когда я написала своему знакомому Фабио об одной и той же проблеме. Я, как говорят французы, все крутила маленький велосипедик в своей голове – то есть думала и думала о ней, натыкалась на те же суждения и никак не могла снизить интенсивность своих чувств. Фабио не в первый раз слушал все это. Я отправила ему сообщение – и тут же стала извиняться: что снова об одном и том же, что так поздно, что отвлекаю.

Карандашик пишет, и я представляю, как сейчас на экране возникнет: спокойной ночи.

Катя, – возникает вместо этого сообщение подлиннее, – я тебя слушаю. Говори столько, сколько нужно. Ты важна для меня.

Эти четыре слова я услышала впервые в 33 года. От человека, с которым была знакома месяцев пять.

Мне захотелось сохранить их в сердце, разрыдаться, спрятаться в кусты, подпрыгнуть от радости, пойти за Фабио на край света.

«You are important to me».

«Ты важна для меня».

Оказывается, можно это сказать – и язык не отсохнет.

Я попробовала сказать эти слова своим читателям:

«Вы мне важны».

«Спасибо, что разделили это со мной. Так ценю нашу связь».

Говорить правду оказалось легко и приятно.

Тогда я попробовала сказать эти слова друзьям. Было страшно, что выйдет неловко и пафосно – и я начала с текстовых сообщений. А потом и губы мои смогли это произнести. Между нами стала увеличиваться близость.

И я уже научилась говорить себе: «Катя, конечно, давай отдохнем. Ты важна для меня».

В горы

В Беларуси нет гор, но мы все равно в них ходили. Брали студенческую стипендию, паспорт, одалживали у друга фонарик или синий спальный мешок, пенку – и забирались на рассвете в раннюю медленную электричку. На верхних полках, над перешептывающимися бабушками и дремлющими студентами, бренчали кружками наши цветные рюкзаки.

Люди заходили и выходили – а нам было до конечной, через полстраны.

Менялись свет и температура в вагоне. К обеду кто-то доставал гитару – и мы пели, не стесняясь, прерываясь лишь на другую музыку: когда в вагон заходила длинноволосая пара музыкантов, флейта и гитара, играющих за деньги.

Станция Столбцы! Городея. Барановичи. Черный древний паровоз в окне, женщины:

С картошкой, с капустой, с грибами! Яблочное, малиновое!

Нам десять потных целлофановых пакетиков с пирожками.

Потом пересадки, погранцы в синих бушлатах, бумажные декларации, в которых вписываешь, пытаясь поймать паузу между встрясками плацкартного столика, по букве в квадратик.

Какая у нас цель поездки?

Говерла! Петрос! – это названия гор.

Пишите «туризм».

Клац! Клац! – и наши синие паспорта с новыми штампиками шлепаются на столик. Теперь – украинский запах поездов, украинский вкус пирожков на станциях.

Вам нужно постельное белье? – спрашивает всю компанию проводница в туфлях на каблучке.

Нет, у нас спальники.

Потом резкое пробуждение в пять утра – и мы выкатываемся на прохладный перрон, видя примятые щеки друг друга, убирая соньки с глаз. Поход начинается.

«Если шел он с тобой, как в бой, на вершине стоял хмельной – значит, как на себя самого положись на него». Я представляла горы как место, куда ходишь только с близкими друзьями и их друзьями. Вот ты идешь шесть часов по камням и мокрому мху, неся в рюкзаке запас гречки на всех, и знаешь, что у друга – тушенка, у второго – аптечка. Склоняешься, не снимая рюкзака во всю спину, чтобы сорвать черничинку или сфотографировать снег внутри сиреневого крокуса – и так же склоняется твой друг. Готовишь по очереди обед или ужин, играешь в крокодила, поешь под гитару, смотришь на изобилие звезд. И вы близки.

Даже сейчас, спустя пятнадцать лет, когда я приезжаю в Беларусь, я хочу увидеть вас, друзья. И я надеюсь, что Макс прилетит из Бостона в то же время, что и я, Ася доделает все дела партии, которую она теперь возглавляет, семья Ромы отпустит его – и мы выберемся в лес все вместе.

Почитаем стихов? – предложит Макс, как ни в чем не бывало, в час ночи.

А рано утром, покусанные комарами, мы прыгнем в прохладную реку.

Эталон времени хранится в Международном бюро мер и весов под Парижем, а эталон похода – в моем сердце.

По чему ты больше всего скучаешь? – спрашивали меня, когда я переехала во Францию. Может быть, по соленым огурцам? Или по возможности зайти в гости без предупреждения?

Больше всего скучала я по тому, чтобы пойти с друзьями в горы или в лес, не останавливаясь ни в каком кемпинге, не волнуясь, разрешено ли развести костер, никому не отчитываясь. По тому, чтобы смотреть вместе на звезды, закутавшись в спальники, и чтобы правой стороне тела было тепло от костра, а левой холодно от росы. По тому, чтобы тащить на себе двенадцатикилограммовый рюкзак, радуясь, как он легчает с каждым привалом, если готовили то, что несу я.