Европейские мины и контрмины

— Я знаю, — продолжал мистер Дуглас, — что в Петербурге многие особы разделят эти мысли, и дело ганноверского короля послужит мне и здесь предлогом.

— Знают ли об этом в Вене? — спросил император равнодушно.

— Именно в Вене обратили на это моё внимание, — отвечал мистер Дуглас.

— И фон Бейст разделяет ваше мнение? — спросил император.

— Он обещал мне всевозможную поддержку, и австрийский посол послужит мне посредником в Петербурге; кроме того, я буду рекомендован ганноверским королём.

Наполеон молчал.

— Теперь я прошу ваше величество, — сказал мистер Дуглас, — оказать мне поддержку и рекомендовать вашему посланнику, если только вы находите правильным моё мнение и желаете содействовать его осуществлению.

— Мне было весьма интересно слышать ваше основательное и широкое воззрение на европейскую политику, — сказал император, крутя усы, — с неменьшим интересом я узнаю, как оно будет принято в Петербурге. Мой посланник, конечно, примет вас дружески, однако уже по причине самой национальности он не может ввести вас в тамошний свет.

— Я и не желаю формального представления, — сказал мистер Дуглас, — если только буду иметь право сказать там, что ваше величество разделяет моё мнение и стремления.

— Фон Бейст, — возразил император, — знает, какую сильную симпатию я питаю к Австрии и как проникнут желанием действовать сообща с венским кабинетом, поэтому все воззрения, которые он усваивает, имеют для меня особенную важность.

— Но… — сказал мистер Дуглас.

— Вы, — проговорил император и с выражением безукоризненной вежливости, говорили о влиянии на английскую прессу в пользу ваших идей и дела ганноверского короля; имеете ли вы уже связи, чтобы произвести такое влияние? Я хорошо знаю Англию и вполне способен оценить то могущество, которое имеет там пресса над народом и правительством.

— Я постараюсь соединиться с английским духовенством одного со мною образа мыслей, — сказал мистер Дуглас, — оно прибегнет к своему значительному влиянию на нашу аристократию, которая принимает большое участие в ганноверском короле, и я убеждён, что английское духовенство станет пропагандировать мои идеи всюду, даже у королевы.

Опять на губах императора явилась невольная улыбка; он наклонил голову и провёл рукой по бороде.

Потом встал и вежливым тоном сказал:

— Благодарю вас за одолжение, которое вы сделали мне, приехав сюда и сообщив мне свои мысли — такой беспримерной ревности нельзя не пожелать полнейшего успеха, и я могу только повторить, что мне будет весьма интересно узнать, какой приём найдут ваши мысли в Англии и России.

Мистер Дуглас также встал и открыл рот с таким выражением, как будто не ожидал окончания разговора.

— Вы едете отсюда в Петербург? — спросил Наполеон тем же обязательным тоном.

— Я так условился с фон Бейстом, — отвечал мистер Дуглас, — тотчас по своём возвращении я отправлюсь в Россию, если моё мнение найдёт у вашего величества…

— Прошу вас передать мой поклон фон Бейсту, — сказал император, — и уверить ганноверского короля в моём дружеском расположении; я познакомился с ним в Баден-Бадене и от всего сердца сожалею о постигшей его несчастной участи. Ещё раз уверяю, что мне очень приятно познакомиться с вами, надеюсь видеть вас впоследствии и подробно побеседовать о ваших идеях.

И с утончённой вежливостью он склонил голову.

Мистер Дуглас, не сводя с императора широко раскрытых глаз, медленно подвинулся к двери, поклонился и вышел из кабинета.

Император молча смотрел некоторое время ему вслед.

— Чего добивается фон Бейст, — сказал он задумчиво, — через этого нового Петра Амьенского, который проповедует Крестовый поход против Пруссии и с инквизиторскою миной требует от меня мнения о своей оригинальной программе? Что это такое: ballon d'essaie[45] или пропаганда действительных планов? Меттерних так настоятельно убеждал меня выслушать этого странного англичанина, поэтому тут что-нибудь да есть. Кажется, — продолжал он после краткого размышления, — я хорошо сделал, что несколько подогрел восточный вопрос — фон Бейст хотел протянуть руку России, как выболтал это в своей ревности этот политический clergyman[46]. Ну, из этого теперь ничего не выйдет, и на Востоке всё останется по-прежнему. Каждое, даже временное, разрешение восточного вопроса отнимет у меня действительное средство оказывать сильное влияние в Лондоне и Петербурге.

Он несколько раз задумчиво прошёлся по комнате.

Через портьеру внутренней двери вошёл частный секретарь Пьетри.

Наполеон остановился и дружески кивнул ему головой.

— Имеете ли, ваше величество, время просмотреть корреспонденцию? — спросил Пьетри.

Император утвердительно кивнул головой.

Пьетри подошёл к столу с бумагами в руке.

— Напишите конфиденциальную ноту Талейрану в Петербург, — сказал император. — К нему явится английское духовное лицо, мистер Дуглас. Пусть Талейран примет его ласково, но будет крайне осторожен в своих выражениях и ничем не обязывается.

Пьетри записал карандашом имя.

— Уведомьте в то же время, — продолжал император, — нашего тайного агента там…

— Мадам Ронке? — спросил Пьетри.