Европейские мины и контрмины

Самые ревностные члены жокей-клуба и иностранные спортсмены окружали весы, держа в руках записные книжки, ведя оживлённый разговор и записывая неслыханные суммы, на которые держались пари за ту или другую лошадь. Всюду царствовало сильное волнение; предстояло выиграть главный приз города Парижа, и не одна значительность этого приза приводила в лихорадочное состояние всех принадлежавших к спорту, но и высокая честь быть победителем на лоншанских весенних скачках.

В лёгкой виктории в огороженное пространство въехала маркиза Палланцони. Фыркая и играя, везли её экипаж чудные вороные лошади, украшенные свежими фиалками и ландышами, те самые лошади, которых она купила у мадам Мюзар. Светло-синяя, с серебряным галуном ливрея кучера и грума, щеголявших в лакированных сапогах, с бутоньерками из фиалок и ландышей на груди, прелестный наряд маркизы, её замечательная красота — всё это не могло не обратить внимания изящного света на молодую женщину, которая возбуждала любопытство всех молодых господ и доселе была знакома только с немногими из них.

Медленно проезжала маркиза туда и сюда: вдруг она дотронулась зонтиком до плеча кучера, — лошади стали как вкопанные, и маркиза приветствовала рукой графа Риверо, который сидел один в лёгкой открытой коляске и спокойно взирал на пёструю суету.

С изысканной вежливостью отвечал граф на приветствие, вышел поспешно из коляски и приблизился к дверцам экипажа маркизы.

— Поздравляю вас, — сказал он улыбаясь, — теперь ваш экипаж безупречен — вы преуспели во всех отношениях.

— Всё это не мешает мне скучать, — отвечала маркиза с лёгким вздохом.

— Сегодня я вам дам ещё средство от скуки, — сказал граф серьёзно, — которое внесёт в вашу жизнь романтическую перемену. На обратном пути прошу вас предоставить мне место в вашем экипаже, я хочу поговорить с вами.

Красивые глаза маркизы бросили радостный, проницательный взгляд на графа; она молча кивнула головой.

Из группы, окружавшей весы, поспешно вышел герцог Гамильтон, заметивший, что граф Риверо разговаривал с маркизой.

— Добрый день, — сказал он графу и, подойдя ближе и сняв шляпу, поклонился маркизе. — Я тем более рад встретить вас здесь, — прибавил он, — что нахожу случай напомнить вам данное мне обещание. — Вы хотели представить меня вашей землячке.

Он подошёл к дверцам коляски.

— Герцог Гамильтон, — сказал граф, представляя молодого человека, — моя добрая знакомая, маркиза Палланцони, будет рада познакомиться с вами, герцог, она только что жаловалась на скуку в этом пёстром, полном жизни Париже. Если вы можете оставить спорт на несколько часов, то маркиза почтёт за удовольствие видеть в своём салоне такого прекрасного кавалера.

Антония любезно наклонила голову в знак согласия и бросила из-под опущенных век чудный взгляд, в котором соединялась уверенность с полусмущённой скромностью.

— Я сочту за особенное счастье быть у маркизы, — отвечал англичанин таким тоном, пылкое выражение которого мало соответствовало этой обыкновенной фразе.

На Лоншанский луг быстро въехала лёгкая виктория, с кучером в тёмной ливрее и с кокардою из ганноверских цветов, и остановилась вблизи разговаривавших лиц. Из экипажа выглянул советник Мединг, приехавший вместе с лейтенантом фон Венденштейном, и вежливо поклонился графу Риверо. Последний отошёл от маркизы, следившей за ним быстрым, проницательным взглядом, и приблизился к вновь прибывшим знакомым. Герцог Гамильтон продолжал разговор с маркизой, вскоре подошло несколько лиц, и в короткое время карета прелестной женщины была окружена, как трон королевы, услужливыми придворными, между которыми она, любезно и с достоинством истинной монархини, делила свои слова, взгляды и улыбки, восхищая всех и в то же время удерживая всех на почтительном расстоянии.

— Вы не участвуете в пари, граф? — спросил Мединг. — Судя по вашим красивым лошадям, я принял бы вас за одного из первых спортсменов.

— Я люблю лошадей, — отвечал граф, — но не занимаюсь, собственно, спортом, годы для этого ушли — житейское горе сильно помяло меня.

— Да и кто не помят им в наше тревожное время, которое гонит людей, как осенний ветер опавшие листья! — сказал Мединг со вздохом. — Но позвольте мне, — продолжал он, — представить вам фон Венденштейна, земляка, недавно прибывшего сюда по не совсем обыкновенному пути: прусская полиция упрятала его, а он последовал примеру Казановы и нашёл путь к свободе.

Лейтенант и граф обменялись вежливым поклоном; граф пытливо посмотрел на загорелое лицо молодого человека, который, по-видимому, жадно следил за блестящими картинами кипучей жизни.

— Замечательная эпоха, — сказал Мединг с печальной улыбкой, — честнейшие легитимисты внезапно превращаются в государственных изменников и преследуемых изгнанников.

— Вы нашли удовлетворительными здешние условия? — спросил граф. — Можете питать надежду?

— Боже мой! — сказал Мединг, опустив глаза после быстрого проницательного взгляда на графа. — Трудно осмотреться в этом вихре парижской жизни. — Я наблюдаю и ориентируюсь, вот всё, что мы можем делать в своём положении.