Европейские мины и контрмины

— Теперь мы оставим вас, — сказала мадам Ремон, подталкивая молодого человека к двери, вам нужно устроиться; но вечером приходите ко мне. Жорж также придёт, мы поболтаем немного, или Жорж прочтёт нам что-нибудь — тем мы положим прочные основания приятельства и доброго соседства. О, нам будет так же весело и приятно, как только может быть в обществе большого света. До свиданья, до свиданья — если вы только вполовину будете так расположены ко мне, как я к вам, то мы сделаемся друзьями.

Она вышла из комнаты вместе с молодым человеком, который бросил долгий взгляд на новую жилицу этого бедного и простого дома.

Молодая женщина, когда-то бывшая в Вене госпожой Бальцер, явившаяся под именем маркизы Палланцони на прогулках изящного Парижа, а теперь вступившая в качестве мадам Бернар бедной рабочей, в маленький тихий круг бедной, неблестящей жизни — эта женщина, приноравливавшаяся с такою уверенностью ко всем упомянутым условиям, раскрыла сундук, содержавший всё необходимое для бедной вышивальщицы. Она разложила на столе несколько тонких работ и начала ревностно и ловко оканчивать их, глубоко погрузившись в мысли, иногда мечтательно поднимая глаза вверх, а по временам мрачно осматриваясь, но вскоре за тем улыбаясь с уверенностью в победе.

Когда же при закате солнца вошла к ней мадам Ремон, то пришла в восторг от дорогих тканей, которые лежали перед её новой жилицей, и ещё больше от искусных узоров, которые выводила прилежная швея на этих тканях.

— Ах, какое искусство! — вскричала она. — При такой ловкости и прилежании вы не будете терпеть нужды и разбогатеете. Однако довольно работать на нынешний день — солнце заходит, и вы не должны утомлять своих глаз. Пойдёмте ко мне, вам не следует быть в одиночестве, да и мне вы доставите удовольствие — я старая, любящая общество женщина и не могу провести вечер сама с собой.

Она взяла Антонию за руку и повела в свою комнату, убранную с тем щегольством, которое встречается во Франции даже при самых ограниченных средствах. Перед камином, завешанным шерстяной тканью, стояло несколько старых, но удобных и опрятных кресел; камин был украшен простыми вазами с двумя пучками павлиньих перьев; скромный ковёр покрывал пол; на столе между креслами стояла маленькая лампа; в глубине, в алькове, была видна широкая кровать старухи, задёрнутая тёмным занавесом.

Старуха усадила гостью на кресло и, садясь напротив неё, сказала:

— Так, теперь отдохните, скоро принесут ваше молоко, если только вы не предпочтёте выпить чашку моего кофе. Жорж также хотел прийти, он уже давно ушёл. А, да вот и он!

И дружеским кивком она приветствовала молодого рабочего, который, постучав предварительно, вошёл в комнату.

Он принёс корзинку и со смущением подошёл к обеим женщинам.

Антония встала и подала ему руку.

— Добрый вечер, сосед! — сказала она нежным голосом.

Молодой человек взял протянутую руку и, встретившись глазами с соседкой, покраснел во второй раз.

— Мадам Ремон, — сказал он, ставя корзинку на стол, — мы празднуем сегодня прибытие новой жилицы, и потому я позволил себе сделать небольшое прибавление к нашему ужину, вы ведь не возражаете?

Он открыл корзинку и вынул из неё один из тех привлекательных, румяных паштетов из телятины, какие умеют готовить в Париже и которые всегда красуются на столе мелких буржуа и рабочих, когда надобно придать обычному обеду праздничный вид.

Рядом с паштетом он поставил бутылку лёгкого красного бургунского вина и, перенося взгляд с мадам Ремон на молодую соседку, сказал искренним тоном:

— Я буду очень рад, если дамы не побрезгуют моим скромным приношеньем.

— Я никогда не приму подарка от излишества, но всегда приму охотно и благодарно дар человека, который живёт, подобно мне, трудом, — ласково и с открытым взглядом отвечала Антония. — Этот дар не тяготит меня, я могу отплатить за него и знаю, что при случае моё приношение будет принято так же искренно.

Молодой человек не отвечал, но его пламенный взор ясно сказал, что слова пришлись ему по сердцу. Мадам Ремон вскочила и с живостью произнесла:

— Хотя, правду сказать, добрый Жорж позволил себе неблагоразумное мотовство, но если прекрасные вещи уже здесь, то станем наслаждаться ими. — Она выдвинула стол на середину комнаты и достала скатерть из шкафа.

Антония поспешила к ней, усадила старуху в кресло, ловко постлала скатерть, принесла из кухни приборы, и через несколько минут стол был накрыт с некоторым щегольством и изяществом.

С удивленьем следил Жорж за всеми её движениями, мадам Ремон несколько раз всплеснула руками и воскликнула:

— Как ловко, как мило вы делаете всё это! Удивительно! О, я истинно счастлива, найдя такую жилицу!

— Стол накрыт, — сказала молодая женщина с улыбкой, бросая взгляд на стол, посредине которого она поставила одну из ваз с павлиньими перьями, — не угодно ли вам сесть? Вы позволите мне хозяйничать — я моложе вас и менее нуждаюсь в спокойствии. Садитесь здесь, сосед, с другой стороны, около меня.