Европейские мины и контрмины

Жорж сел, всё ещё несколько смущённый, — уверенные, спокойные и, однако ж, столь скромные манеры красивой молодой женщины наполняли его удивлением. Он ничего подобного не видел в кругу тех, с которыми приходил в соприкосновение.

Они начали свой скромный ужин. Антония наливала вино, подавала и при этом так весело и беззаботно болтала, что вскоре за столом стало царствовать самое весёлое и приятное настроение. Мрачное лицо молодого человека постепенно разглаживалось, в глазах исчез мрачный огонь и заменился выраженьем тихого, счастливого довольства, которое радостно осветило его суровые черты.

— Имеют ли причину гордо смотреть на нас те богачи, которые сидят в своих дворцах, за роскошными столами? — спросила молодая женщина весёлым тоном. — Они не могут быть веселее и довольнее нас, и своё наслаждение мы сами доставили себе, трудом наших рук — так есть ли у нас повод завидовать им?

Жорж опустил голову, горькая улыбка появилась на его губах, в глазах опять загорелся дикий огонь.

— О, я не завидую им, — сказал он, — не завидую их богатым залам, искромётным винам и роскошным столам: давая телу пищу, необходимую для того, чтобы иметь силу для деятельности и работы, почитаешь себя счастливым и охотно отказываешься от мимолётных чувственных удовольствий, но, — продолжал он глухим голосом, — я завидую им в наслаждениях, доставляемых образованием ума, завидую им, рождённым среди избытка, для которых с детских лет открыта обширная, величественная область знания: свободно парит их дух в области ума, в свете искусства, и даже то, что дала природа человеку и животным — красота природы, шум деревьев, веяние ветра, блеск цветов, сияние солнца — не всё ли это их исключительное достояние? Мы должны работать и пресмыкаться в тёмных, тесных и холодных безднах жизни, — продолжал он с большим оживленьем и с диким выражением гневного возбуждения, — и какое воздаяние получаем за нашу тяжкую работу и труд? Удовлетворение низких материальных потребностей: пища, одежда, бедный кров; обширный же мир знания, искусств, к которому вечно стремится дух и сердце человека, остаётся чужд для нас, потому что одно только золото открывает двери в этот светлый, богатый мир, истинное отечество всех людей, а плата за нашу работу не даёт нам этого золота! И даже, — сказал он мрачным горьким тоном, — чтобы вырваться на чистый воздух из удушливой атмосферы мастерских и города, необходим опять господствующий над миром металл. А много ли сберегаем мы после удовлетворения первых потребностей, часто ли можем мы доставлять себе удовольствие подышать чистым воздухом, насладиться чистой природой — тем, чем пользуются полевые и лесные животные как неотъемлемым правом со дня творения? Жалеют птичку, которая проводит жизнь в неволе, в клетке, лошадь, падающую под бременем тяжести, но кто сострадает человеку, образу и подобию Божию, который прикован невидимою цепью в тесной клетке нужды, который умирает под тяжестью работы, требующей напряжения всех его сил, для того только, чтобы сохранить, пополнить эти силы для новых напряжений!

Его рука, лежавшая на столе, сжалась в кулак, пламенный взор неподвижно устремился в пространство.

Мадам Ремон с улыбкой покачала головой, она уже привыкла к таким порывам своего жильца, Антония же кротким взглядом следила за молодым человеком во время его речи: из-под сердечного и искреннего участия, выражавшегося в этом взгляде, прорывалась иногда холодная наблюдательность. Когда же Жорж замолчал, она нежно положила свою руку на его, немного наклонилась к нему и мягким, но серьёзным тоном сказала:

— Как истинны ваши слова, милый сосед — кто не чувствует этого, будучи осуждён от самой колыбели на тяжкую работу! И однако я не могу оправдать вашего мрачного гнева, вашей печальной горечи. Обширный светлый мир имеет свои цветки — они дети дня и увядают вместе с днём, и нога беззаботно топчет их, но тёмные бездны, в которых мы проводим трудовую жизнь, таят в себе драгоценные камни — нужно только найти и поднять их, и, будучи подняты, они не увядают, подобно цветкам, но горят вечным, неизменным блеском.

Жорж медленно поднял голову, его глаза с удивленьем остановились на оживлённом лице прекрасной соседки, сжатая ладонь раскрылась от нежного пожатия её руки. Он глубоко вздохнул и проговорил тихо:

— Если мы найдём и поднимем — но как редко их находишь, как трудно их поднять!