Европейские мины и контрмины

Тихо высвободилась она из объятий, надела манто из чёрного бархата и маленькую шляпу, почти непрозрачная вуаль которой закрыла всё лицо.

— Опять эта вуаль, — сказал фон Грабенов, улыбаясь. — Непрозрачная, как маска венецианки; неужели я за всю дорогу не увижу твоего милого лица?

— Разве ты так скоро позабудешь его? — спросила она шутливо. — Я сниму вуаль за городом, где никто не увидит нас.

Она взяла его за руку, и оба они, сойдя с лестницы, сели в купе фон Грабенова. Джулия приникла в уголок, и карета поехала быстрой рысью по улице Нотр-Дам-де-Лоретт.

На углу улицы Лафайет телега с грузом перекрыла на минуту дорогу: экипажи должны были остановиться. Фон Грабенов вдруг увидел около себя лёгкую открытую викторию графа Риверо; большая, горячая лошадь последнего била копытом и фыркала от нетерпенья.

Граф бросил пытливый, быстрый взгляд в купе и потом с улыбкой приветствовал рукой фон Грабенова.

Последний несколько подался вперёд и закрыл собою забившуюся в угол молодую девушку.

— Я благодарен этому неловкому хозяину телеги, — сказал граф, — за удовольствие видеть вас хотя бы на минуту, — и улыбнувшись вторично, приложил палец к губам.

Прежде чем фон Грабенов, ответствовавший неловко на приветствие графа, успел сказать несколько слов, телега проехала, и нетерпеливая лошадь графа тронулась с места; граф Риверо крикнул «до свиданья» и помчался как стрела, карета же фон Грабенова повернула на улицу Лафайет.

— Кто это? — спросила Джулия с глубоким вздохом.

— Твой соотечественник, моя бесценная, — отвечал фон Грабенов, — итальянский граф Риверо.

— Странная личность, — сказала молодая девушка после минутного молчания. — Брошенный им взгляд поразил меня, как луч света, а звук его голоса взволновал мне сердце! Безрассудно верить предчувствиям, но какой-то внутренний голос говорит мне, что этот человек будет иметь громадное влияние на мою жизнь; я никогда не заботу его взгляда, хотя видела его через вуаль!

— Граф имеет удивительное влияние на всё, приближающееся к нему, — сказал фон Грабенов. — Я также испытал это влияние, но, — прибавил он, улыбаясь, — не желал бы, чтобы оно касалось тебя — я могу приревновать.

— Приревновать? — спросила она. — Какая глупость! Однако я никак не могу отделаться от впечатления, что этот человек будет иметь влияние на мою судьбу!

Она взяла руку молодого человека и откинулась головой к задней подушке экипажа.

Вскоре они выехали из города и через полчаса вступили в прекрасные уединённые аллеи Венсенского леса, как будто покрывшегося зелёным пухом.

Джулия откинула вуаль; карета остановилась, и молодые люди углубились, рука об руку, в аллеи парка; лицо Джулии светилось безоблачным счастьем; словно резвое дитя, бегала она туда и сюда, чтобы сорвать душистую фиалку, жёлтую примулу или крошечную маргаритку. Сияющим взором следил молодой человек за прелестными движениями красивой девушки, звонко и любовно раздавался её серебристый смех в кустах, и, как соловьиные песни весенней любви, лились трели ликующей радости.

Глава одиннадцатая

Императрица Евгения сидела в своём салоне в Тюильри; в полуотворенное окно врывался свежий воздух, пропитанный всеми ароматами распускающихся деревьев дворцового сада.

Напротив императрицы сидела её чтица Марион, красивая девушка со скромной осанкой, кроткими приятными чертами лица, в простом тёмном наряде, перед ней лежало несколько распечатанных писем.

Императрица держала две особенным образом изогнутые металлические палочки, которые нужно было без всякого усилия соединить и потом разделить — головоломка, занимавшая в то время весь Париж и называвшаяся «la question romaine» [30].

Марион с улыбкой смотрела, как тонкие пальцы её государыни тщетно силилась разнять сцепленные концы изогнутых палочек.

Императрица с нетерпением бросила головоломку на стол.

— Мне никогда не удастся решить этот «римский вопрос»! — вскричала она.

— Но всё дело в том, чтобы найти правильное положение палочек, — сказала Марион нежным голосом. — Прошу, ваше величество, посмотрите.

Она взяла палочки и, слегка повернув, разделила их. Императрица внимательно следила за её движениями, потом задумчивым взором обвела комнату и наконец сказала со вздохом:

— И здесь виден истинный дух парижан — превращать в игрушку самые важные и серьёзные вопросы, занимающие весь мир! Мне кажется, что добрый парижанин, изучив приём для соединения и разделения этих палочек, считает себя счастливым и думает, что нашёл ключ к римскому вопросу.

— Не лучше ли, — сказала Марион, — чтобы парижане занимались этим «римским вопросом», нежели ломали голову над настоящей политической проблемой, которой не могут решить? Из этого можно заключить, что надобно вовремя дать хорошенькую игрушку этим взрослым детям — она займёт и удержит их от опасного волнения.

Красивые черты императрицы приняли грустное выражение.

— Итак, мой любезнейший кузен проповедует теперь в Пале-Рояле войну[31]? — спросила она, медленно выговаривая слова.