Европейские мины и контрмины

— Но так приказал король! — вскричал фон Чиршниц. — Наше ли дело разбирать его приказания, не ему ли лучше знать, что нужно делать?

— Вы вполне уверены, что так приказал король и что не…

— Вполне уверен! — сказал Гартвиг. — Я сам видел королевское приказание, которым он уполномочивает известных вам лиц. Следовательно, эмиграция необходима, когда её требуют эти лица.

— И граф шлёт деньги за деньгами для этого дела! — сказал фон Чиршниц. — У меня в кармане тридцать тысяч талеров — за всю свою жизнь я ни разу не видел столько денег. — Молодой человек усмехнулся. — Неужто такие суммы выдаются ради шутки? Нет-нет, в Гитцинге лучше знают, что нужно… Итак, вперёд! Я еду сегодня вечером. Вы по-прежнему станете доставлять мне письма, приходящие на моё имя, не так ли, Венденштейн? Я пришлю вам адрес.

— Будьте осторожнее, — сказал Гартвиг, взяв Чиршница за руку. — Я заметил, что за нами следит какой-то человек: он идёт то по тротуару, то по середине аллеи и поворачивает назад вместе с нами; это что-нибудь да значит! Разойдёмся!

— Ба! — отмахнулся фон Чиршниц. — Какой-нибудь безвредный случайный прохожий… Как можно обвинять нас в чём-нибудь? Мы гуляем здесь на глазах у всех, кроме того, при нас нет ничего компрометирующего, все бумаги в безопасном месте, да и тех, впрочем, немного.

— А ваши тридцать тысяч талеров? — спросил фон Гартвиг.

— Гром и молния! — выругался фон Чиршниц. — Всем известно, что у меня нет столько денег, это было бы отягчающее свидетельство! Да, вы правы, — сказал он, неприметно обернувшись. — Вон там, у окна, стоит человек, которого я уже видел несколько раз. Разойдёмся и тогда увидим, за кем, собственно, он следит. Я пойду в «Георгсхалле» и съем там чего-нибудь на дорогу. До свиданья, — сказал он, пожимая руку Гартвигу, — и вас, Венденштейн, надеюсь вскоре увидеть. Если будет что-то серьёзное.

Все трое пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны; фон Чиршниц вошёл в ресторан Кастева, напротив театра, заказал скромный ужин и потом с беззаботным видом стал посматривать в окно. Он видел, как лейтенант фон Венденштейн медленно прошёл через площадь к внутреннему городу. Мужчина в простом сером наряде, рассматривавший гравюры, вывешенные в окне картинной лавки, отошёл от окна и направился вслед за лейтенантом, на некотором расстоянии от него.

— Ищи по пустому следу! — прошептал фон Чиршниц с довольной улыбкой. — Пусть его гонится, мы скоро будем в безопасности.

И с весёлым лицом сел за приготовленный для него стол.

Лейтенант фон Венденштейн медленно и задумчиво возвращался в отцовский дом.

Он думал о прошлом, о весёлой шумной войне в минувшем году, о товарищах, вступающих в пёструю жизнь, полную живых приключений, и грустно стало ему, что он должен оставаться здесь, в тихом домашнем кругу, ожидая будущего. Его сердце жаждало кипучей жизни, и прелесть войны, предстоявшая его товарищам, манила и волновала его душу со всем радужным блеском юной фантазии.

Но перед ним возник образ Елены, с глубоким, ясным взором, с улыбкой, полной любви и доверия, он вспомнил, что эти глаза померкнут от слёз, что эта улыбка исчезнет, когда уедет он, к кому стремится эта любовь, кому отдано это доверие, и молодой человек невольно встряхнул головой, как будто отгоняя заманчивые образы. Его глаза засияли мягким блеском, и он тихо сказал:

— Я возвращён к жизни с края могилы, и эта новая жизнь должна всецело принадлежать той, чей кроткий, любящий взгляд проливал в моё сердце утешение и надежду, в то время как я боролся со смертью, чей ласковый привет встретил меня, когда возвратились ко мне силы и здоровье!

Быстрыми шагами вернулся он домой и прошёл в свою комнату.

Здесь он открыл бюро, вынул пачку писем и лист с адресами, положил всё это в большой конверт и запечатал. Потом запер конверт в бюро и вынул ключ.

— Так будет лучше, — сказал он, — если и схватят того или другого, то ничего не найдут у них, а я, — прибавил он с улыбкой и с лёгким сожалением, — я буду вести такую тихую и спокойную жизнь, что меня едва ли вздумают обыскивать.

Он медленно сошёл в семейную комнату.

Здесь всё было по-старому. Чайный стол был накрыт, дочери госпожи фон Венденшейн и Елена хлопотали вокруг чая, который в старинных ганноверских семействах составляет, по английскому обычаю, весьма существенный центр домашнего комфорта. Госпожа фон Венденштейн ласково посматривала со своего места на софе на хлопоты молодых девушек.