Европейские мины и контрмины

— Добрый вечер! — крикнул мужчина громким голосом. — Наконец-то ты пришёл, кузен — мы тебя заждались! Что ты там делал без нас? Теперь пойдёмте скорее домой!

И тихо прибавил, почти наклонившись к уху лейтенанта:

— Ни слова, ни жеста, дайте руку даме!

Дрожащая рука опёрлась на руку молодого человека.

— Зоннтаг, Елена! — прошептал последний, но маленький купец уже быстро шагал по обсаженной деревьями улице. Елена увлекла жениха за собой.

Вскоре они достигли конца Фридрихсвалля и вошли в так называемую рощу Эйленринде, которая осеняет Ганновер красивыми верхушками своих старых высоких деревьев.

Всякую попытку лейтенанта заговорить Зоннтаг прекращал замечанием: «Подождите, пока выйдем из города!»

Поэтому молодой человек довольствовался тем, что нежно пожимал ручку, покоившуюся на его руке и изредка отвечавшую на его пожатие.

Они достигли последних городских домов, никто не обратил на них внимания, они казались возвращающимися из гостей бюргерами.

Зоннтаг осторожно огляделся: никого не было видно на далёком пространстве.

— Теперь скорее под тень деревьев! — сказал он и пошёл впереди молодых людей.

Их приняла тёмная роща Эйленринде.

— Так, — сказал Зоннтаг, с облегчением выдохнув. — Главная опасность миновала. Фрейлейн, вы нам сильно помогли: мужчина, идущий с дамой, никогда не кажется подозрительным. Теперь разговаривайте, — прибавил он с улыбкой, — у нас есть ещё минут десять, а я пойду впереди в двадцати шагах, но с условием, чтобы вы не теряли меня из вида и соразмеряли свои шаги с моими, время дорого.

И быстро пошёл по белевшей в темноте дороге.

Молодые люди двинулись за ним, ведя шёпотом разговор: они должны были идти скоро, потому что тёмный силуэт фигуры Зоннтага быстро подвигался вперёд по дороге, которая вела к большому шоссе, пересекавшему Эйленринде.

Оба переживали теперь минуты особенного, глубокого волнения. Радость от удачного начала побега, скорбь о разлуке, продолжительность которой нельзя было определить, тяжкие заботы о предстоящем дне, потому что лейтенанту предстояло проехать всю страну до самой границы — всё это наполняло и волновало молодые сердца, которые вновь сжимались под влиянием печальных мыслей. Они обменивались только отрывистыми словами, словами любви, уверения в верности, грустного воспоминания о происшедшем, печаль и надежда, счастье и скорбь чудесно сливались в этих словах.

Так поспешно шли они дальше и дальше, запыхавшись от быстрой ходьбы и внутреннего волнения; свежий ночной ветерок касался их горячих щёк; с тёмного неба светили сквозь бегущие облака мерцающие звёзды, в величественном спокойствии и безмолвии взирая на бегущих в трепете людей, которые спасались от других им подобных, коим не сделали никакого зла и к коим не питали ни ненависти, ни мщения; таинственная сила совершающейся судьбы народов гнала преследуемых, как гнала их противников, которые преследовали их. Но небесные звёзды не ведали ничего об этих страданиях и борьбе жителей земли — те звёзды, светлые пути которых, подчинённые вечному строю и гармонии, никогда не пересекаются и не перерезывают враждебно друг друга, как пути борющихся людей, которые на границе света и мрака должны в тягостной борьбе стремиться из области мрака в область вечного света и покоя.

Дорога повернула, сквозь расступившиеся деревья видно было большое шоссе.

Зоннтаг остановился. Через несколько секунд к нему подошли молодые люди.

Из тени вышел на дорогу человек, ведя лошадь в поводу.

— Слава богу, вы здесь, господин фон Венденштейн, — сказал ветеринар Гирше, подойдя к молодому человеку и пожав ему руку. — Я немало беспокоился. Теперь, когда главное сделано, да поможет Бог в остальном!

— Скорей, скорей на лошадь! — вскричал Зоннтаг с живостью. — В кобурах два двуствольных пистолета, а здесь… — Он вынул два полных кошелька. — Золото. С деньгами в кармане и с четырьмя выстрелами можно далеко уехать. Вот ещё несколько горстей мелкого серебра, — продолжал он, — спрячьте его в карман, оно понадобится вам в том случае, когда золото может возбудить подозрение. Теперь ступайте, постарайтесь достигнуть моря или голландской границы, а главное, будьте к утру в безопасном месте, в густом лесу или у крестьян, они вас не выдадут. До утра вас не хватятся, у вас впереди восемь или девять часов. Днём не показывайтесь. Вперёд, вперёд!

Молодой человек похлопал лошадь по шее.

— Это Гамлет фон Эшенберга, — сказал он, — почему же не моя лошадь?

— Что за мысль?! — вскричал Зоннтаг. — Вывести вашу лошадь из конюшни — значит поднять всю полицию на ноги.

— Если нужно, — сказал Гирше, — пожертвуйте лошадью, но, — прибавил он, поглаживая шею красивого животного, — если возможно, поберегите Гамлета. — Отдайте его какому-нибудь крестьянину, тот приведёт коня назад.

— Не сомневайтесь, — отвечал фон Венденштейн, — я буду по возможности щадить лошадь. Благодарю Эшенберга за это доказательство дружбы, но прежде всего благодарю вас, господа!

Он пожал руки Зоннтагу и Гирше.

Потом обратился к Елене, которая безмолвно стояла, сложив на груди руки.