Exemplar

При всех своих достоинствах Э. Штагель изображена Г. Сузо как начинающий, малоопытный человек. Она увлечена неким мистическим учением: «об обнаженном Божестве, ничтожестве всех вещей, погружении себя самого в ничто, без-образности всяческих образов»[1189] (с. 82 наст. изд.), в котором без труда опознается разработанная Экхартом доктрина неоплатоновского толка. Но учение это воспринято Э. Штагель как набор клише, устойчивых образов и лексических оборотов, лишенное какой бы то ни было научной, как в случае с Экхартом, или опытной, как в случае с Г. Сузо, проработки[1190]. Именно такое восприятие, а не содержание экхартовской доктрины, стало предметом тонкой иронии, заметной в приведенном отрывке. Об этом же восприятии говорится и в проповеди III, приписываемой Г. Сузо: «Встречаются люди, охочие рассуждать о великих вещах, но они ни о чем не знают, кроме как из того, о чем услышали от других, или из того, что прочли» (с. 381 наст. изд.). Неудивительно, что главными темами дальнейшего повествования стали личный опыт Служителя и возможность его передачи. Э. Штагель требует у него «доброго наставления» и прибавляет:

Вы возьмете его не откуда-то со стороны, но почерпнете из себя самого, ибо, чем ближе оно стало Вам, проверенное на собственном опыте, тем желанней оно для моей томящейся жаждой души (с. 83 наст. изд.).

Итак, встал вопрос о духовном ученичестве. Э. Штагель искала себе наставника. Узнав о Служителе и сведя с ним знакомство, она намеревалась приступить к совместному обсуждению тонкостей экхартовской теологии, по-видимому, зная, что Служитель — бывший ученик знаменитого парижского магистра. По замыслу Элизабет, обсуждение должно было протекать преимущественно в письменной форме, в ходе обмена посланиями. Начиная с гл. XXXIII и вплоть до гл. LIII автобиография имеет эпистолярный характер, обнаруживая ближайшее родство с обоими собраниями писем Г. Сузо, и прежде всего с посланиями III, VIII, XI «Книжицы писем» и посланиями XII, XX «Большой книги писем», направленными к Э. Штагель. При этом «Vita» остается повествовательным произведением и сохраняет глубинную, общую, скрытую за описанием внешних событий динамику.

В ответном послании Служитель предлагает Э. Штагель организовать духовное воспитание на других началах, строить его не сверху, но снизу, с азов, с того, что «соразмерно» «молодой, неопытной сестре», которой «полезней знать о первых шагах». В том же письме Служитель набрасывает краткий план дальнейшей жизни монахини: упражнения, жизнь и страдание с Христом, терпение во внешних невзгодах, наконец, полное иссякание образных представлений (см. с. 82 наст. изд.). В этом перечне без труда узнается план собственной жизни Служителя, предполагающий следование по трем ступеням духовного возрастания.

История отношений Служителя и Э. Штагель, представленная в гл. XXXIV— LIII автобиографии, вкратце сводится к следующему. Он принимает у нее генеральную исповедь. Из-за невозможности личной встречи исповедь прислана ему на восковой доске. В конце исповеди содержится просьба монахини принять ее в число духовных чад Служителя. Такая просьба находит себе подтверждение в посланном Служителю созерцании: молодая монахиня склонила ему на грудь свою голову[1191]. Окормляя новую духовную дочь, Служитель посылает ей список изречений египетских анахоретов, украшавших его капеллу. Поняв их слишком буквально, Э. Штагель начинает подвизаться в аскетических упражнениях: «Она начала саму себя сокрушать и себя истязать власяницами и ремнями, грозными оковами и острыми гвоздями, выкованными из железа, и подобным тому» (с. 89 наст. изд.). Но Служитель запрещает ей это, мотивируя запрет размышлениями об аскезе, которые следует понимать как его зрелую реакцию на свои юношеские увлечения, описанные в части I автобиографии[1192]. Семь пунктов этих размышлений, сформулированных в гл. XXXV автобиографии, несомненно, являются весомым вкладом Г. Сузо в сокровищницу духовной литературы средневекового Запада. Что касается Э. Штагель, то Промыслом Божьим аскетические упражнения были ей заменены затяжными болезнями. Они завершились ее кончиной и посмертным явлением Служителю, описанном в гл. LIII. Большая часть писем Служителя направлена на развлечение, утешение и воспитание духовной дочери, лежащей многие годы на смертном одре.