Ф. И. О. Три тетради

В ноябре Симферополь стали бомбить, город горел. Дед Анатолий Васильевич вырыл «щель» в саду, туда все прятались. Однажды поздно вечером все вместе сидели у Медведковых дома, вдруг ввалились немцы в сапогах, обошли дом; Лиза и Коля убежали к себе. Потом, через пару дней, на улицах повесили приказ: все евреи должны пройти регистрацию в указанных пунктах. Там ставили отметку в паспорте и обязывали носить на верхней одежде шестиконечную звезду. Гитя пришила к своему пальто. А маленькой Лильке ничего не пришили, потому что ее вообще на улицу больше не выпускали. Скоро по симферопольским улицам, на деревьях, закачались трупы повешенных евреев, скрывшихся от регистрации, в назидание. Потом – новый приказ: явиться всем евреям туда-то тогда-то на сборный пункт с вещами и едой на три дня. Гитя все время плакала, и Лилька сидела рядом и ревела в голос. Коля и Лиза на сборный пункт пошли, а Гитя не пошла. В ночь на 28 ноября машины с людьми прошли мимо дома Медведковых по Феодосийскому шоссе; остановились между 9‐м и 10‐м километрами; это место называется Дубки. Там их раздели и стали расстреливать из пулеметов. Потом засыпали землей.

4. В доме у Медведковых, где жили теперь Миша с дочкой Лилькой и где пряталась Гитя, потянулись серые дни. Миша ходил на работу, а Гитя все время плакала. В один из дней у ворот остановилась машина. Лилька выскочила во двор, сунув босые ноги в галоши. Во дворе на снегу лежал дед Анатолий. Ему помогали подняться. Потом ввели в дом, посадили на постель. Кто-то стал рассказывать: «Только что вошла Гитя в пальто и платке и сказала – за мной приехали, и ушла, повесив ключ на гвоздь. (А ключ вешали, только когда надолго уезжали.) Дед встал, пошел за ней. Когда Гитя открыла калитку, он упал навзничь, не то поскользнулся, не то голова закружилась. Упал и так остался лежать в мокрой снежной жиже, пока машина не уехала». Все стали говорить, почему и как и что же теперь делать. А Лилька вышла во двор и стала искать маму. Но мамы нигде не было. Тогда она пошла к калитке и повисла на ней: стала ждать папу. Когда уже совсем стемнело, он пришел, но его невозможно было узнать. На месте лица было что-то красно-синее, распухшее от слез. Он уже все знал. Шофер в машине, которая увезла Гитю, был русский. Когда проезжали мимо его работы, Гитя попросила остановиться. Остановились. Позвали Медведкова. Он выскочил, сказал Гите:

– Я поеду с тобой.

Она сказала:

– Нет, возвращайся и береги Лильку.

10 апреля

1. Каждый день он ходил теперь на работу, а вечера проводил под окнами гестапо, пытался что-то передавать, вещи, еду. Вернувшись домой – все подробно рассказывал, анализировал, планировал действия на следующий день. Пытался понять: кто, как, откуда узнали? кто донес? Да кто угодно… даже свои. Ведь за спрятанных евреев вешали других, как и их самих, не явившихся.

Лилька теперь жила в доме у деда с бабкой. Дед все время вслух читал Библию, он ее всю жизнь читал, от корки до корки, и Ветхий Завет, и Новый. Когда заканчивал, заново открывал. Был ли он старовером, чтобы так всю жизнь читать Библию? Лилька у него спрашивала:

– Дедушка, а как в старые времена жилось?

Он рассказывал, приговаривая:

– Вот ты и сравнивай.

По весне начались работы в огороде. Надо было ухаживать за козой, доить ее; дед выращивал и продавал редиску. За Лилькой следить стало труднее, она норовила улизнуть на улицу. Однажды за столом она раскапризничалась, стала плеваться капустой, и отец ей сказал:

– Такие капризы могла сносить только твоя мать, а ее у тебя больше нет.

И Лилька поняла.

А вскоре впервые кто-то из домашних назвал ее «сиротой».

В сентябре стал поспевать виноград.

Потом наступила зима.

2. Зима 1942 года. В один из вечеров кто-то постучал к ним в дверь (все это я рассказываю по воспоминаниям мамы).

– Михаил, зайди к Зайцевым.

Были у них такие друзья, пара. Зайцева, прекрасно знавшая немецкий язык, работала в гестапо. После освобождения Крыма с ней расправились. Она-то и предупредила: завтра начнутся облавы, будут забирать и убивать полукровок, «детей от смешанных браков» – спасай Лильку. Она же, Зайцева эта (пусть ее имя останется здесь навеки, ибо не будь ее, Лильку бы той зимой 1942 года убили) все и устроила. В степном Крыму, в зоне, оккупированной румынами, в деревне Айбары (в 1945 году эта татарская деревня будет переименована в Войково), есть машинно-тракторная станция, там нужен бухгалтер. Туда-то Михаила Медведкова в тот же день, как по волшебству, и направили. Вечером туда шла машина, это был их единственный шанс. Они в эту машину вскочили, и он сказал дочери:

– Ты теперь Елена, а не Лилька, а маму твою звали Катя, она умерла до войны. На все остальные вопросы отвечай «не знаю».

Елена, Катя – христианские имена, никаких подозрений. А что же «Лилька» – имя еврейское? Столь очевидно еврейское?