Потом он снова подумал, что нужно спать, завтра много забот, надо заказать гроб, сходить в загс, сходить в амбулаторию и, кто его знает, сколько еще всяких дел, связанных с похоронами; помочь, как оказалось, некому.
Опять почему-то назойливо вспомнились последние слова Олюши:
– Ты мне больше не нужен.
Почему не нужен? Почему?
Леонид Михайлович снова налил полстакана водки, выпил и запил ее водой. Лег, укутавшись одеялом. От усталости заснул, но не прошло и часа, как он быстро встал, ему явственно послышалось, как Олюша зовет его: «Леня! Леня!» Он ничего не мог понять, ведь она умерла. Как же она может звать? Может быть, у нее был обморок? Он быстро встал, вошел в комнату и зажег свет.
– Олюш, ты звала меня?
Снял салфетку с лица. Она лежала так же, как он оставил ее. Потрогал ладонью лоб. Он был мертвым, холодным. Он прислушался, не дышит ли? Нет, не дышит. Он решил, что ему показалось, послышалось, что она зовет его. За долгое время болезни она каждую ночь звала его так, то поправить подушку, то дать воды, то просто посидеть возле нее, так надрывала ей душу и сердце тяжелая тоска и мысль о смерти. Он снова накрыл лицо салфеткой с анютиными глазками, погасил свет, вышел из комнаты и сел на тахту. В ту ночь он больше не спал.