Ф. И. О. Три тетради

III

Снова вспомнилось, как он встречал ее во дворе и всякий раз говорил:

– Здравствуйте, больной доктор! Как Ваши успехи?

Она рассказывала, что работы пока нет, но обещают, что скучно ничего не делать, что здоровье нехорошо и что температурит по-прежнему. Вспомнил он, как придя однажды с работы домой, услышал от матери, что Ольга Степановна уже несколько дней не выходит на улицу, все лежит.

– Ты бы проведал ее.

Леонид Михайлович пошел. На улице стояла стужа, метель. Постучав в дверь, вошел к ней. В комнате было холодно, но она не смогла затопить печь. Лежала на кровати, покрытая сверх одеяла шубой, на больших черных глазах были слезы. Увидев ее в таком положении, он было растерялся, но быстро овладел собой.

– Здравствуйте, больной доктор, что случилось?

Она вытерла слезы платком, протянула руку. Рука была худой, длинные пальцы холодными. Точно она сию минуту явилась с мороза. Она посмотрела на стул. Леонид Михайлович понял, что она просит его присесть. Взял стул, поставил его около кровати и сел. По лицу Ольги Степановны было видно, что она охвачена волнением, не может говорить. Комок подступил к гортани и не давал ей вымолвить ни слова.

– Ну успокойтесь. Я напугал Вас? Как же так, лежите в нетопленой комнате? Тут и здоровый заболеет, почему не передали с кем-нибудь, что Вам плохо? Вам ведь очень плохо?

Она сделала глотательное движение и тихо заговорила.

– Да, мне совсем плохо. Три дня идет горлом кровь. Значит, я больше не встану.

Она опять протянула руку. Он нежно погладил ее и спрятал под одеяло.

– Не впадать в панику, Ольга Степановна. Вам это не к лицу. Все будет хорошо. Только вот Вы бессовестная женщина, не могли передать мне, что Вам плохо.

При этом он погладил ее волосы. У нее снова на глазах выступили крупные слезы.

– Вы очень заняты. Рано уходите и поздно возвращаетесь. Я не хотела беспокоить.

– Совести у Вас нет. Не жалеете Вы ни себя, ни других. А теперь лучше?

– А теперь, если Вам не трудно, затопите печь.

– Затопить печь мне, конечно, дорогой доктор, не трудно. Но вот что. Топить ее я не буду. Скажите мне, как Вас можно доставить ко мне в комнату. Там тепло. Если Вас одеть и закутать, и взять под руки, Вы дойдете или Вас нужно нести на носилках?

– Наверное, дойду, но я не хочу стеснять Вас. Зачем Вам нянчиться со мной?

– Затем, чтоб Вы были здоровы, Ольга Степановна. Поймите, я Вас не оставлю здесь. Если истопить печь сейчас, завтра опять будет холодно, и кроме того за Вами нужен уход. Там, когда я дома, могу подать и покормить Вас, а когда меня нет, бабушка Вам подаст. Там тепло и не так скучно будет. И Вы быстро поправитесь. Договорились?

– Нет, нет, Вы сами живете у родителей. Я не хочу стеснять ни Вас, ни бабушку с дедушкой. Лучше затопите печь.

– Не упрямьтесь. Вам это необходимо сейчас. Поправитесь, вернетесь в свою комнату. Давайте будем одеваться. Нет, минуточку. Я схожу к себе и попрошу бабушку сменить простынь и наволочки.

– Ну ладно. Какой Вы хороший.

Через несколько минут он вернулся и не один, а вместе с отцом и матерью, которых в доме давно уже звали дедушкой и бабушкой. Они должны были взять ее одеяло, подушку и кое-что, что могло быть необходимо в первую минуту. Когда он вошел, она сидела на кровати, спрятав ноги под одеяло.

– Что ж Вы раньше-то не додумались перейти в его комнату, ведь здесь совсем закоченеете. С одной скуки умереть можно, день-деньской одна. Полежи-ка, – проговорила бабушка.

– Ну, как Вас одевать? Во-первых, надевайте вот эти бабушкины теплые бурки, мы их специально захватили.

Она стала спускать ноги. Леонид Михайлович, видя что ей это плохо удается, стал помогать ей.

– Не надо, я сама…

– Что сама? Нечего стесняться. Молчите лучше. Мы сейчас Вас оденем, – проговорил Леонид Михайлович и, быстро надев ей на ноги бурки, поднял ее с кровати.

– Стойте, держитесь за спинку кровати.

Пока бабушка поддерживала ее, он ловко надел на нее шубу, повязал пуховый оренбургский платок, так что из него виднелись лишь большие грустные глаза. Руки засунул в котиковую муфту.

– Ну все. Не замерзнете и не простудитесь. Здесь Ваших шагов сорок. А Вы, папа, сверните одеяло и возьмите его и эти две подушки, а Вы, мама, вот это полотенце и все, что стоит на тумбочке, пузырьки, бутылочки, коробочки, одеколон и все прочее. Двинулись.

Он крепко взял доктора под руку, медленно провел через двор в свою теплую, уютно освещенную абажуром комнату и уложил ее снова в постель.

– Ну, больной доктор, удобно Вам?

– Да, – еле проговорила она, тяжело дыша.

В тот же вечер он сходил в аптеку и принес необходимые лекарства, которые она сама себе выписала. Затем дал ей стакан теплого чая с медом и вареньем, заставил выпить два сырых яйца, затем стакан теплого кипяченого молока с сахаром и сливочным маслом. Он не отходил от нее всю ночь, заставляя то и дело что-нибудь съесть или принять лекарство. Пока она не спала, он рассказал ей башкирскую легенду о кинжале, светящемся на горе. Остаток ночи он спал на кушетке в комнате стариков. На следующий день, перед уходом на работу, он дал ей лекарство и завтрак, состоявший из манной каши с яйцом и маслом и стакана теплого молока. Затем попросил мать почаще заходить к ней, не утруждая ее разговорами, дал наставление, чем и когда ее кормить.

Из техникума, еще до начала занятий, он позвонил по телефону в поликлинику, вызвал врача на дом, затем позвонил в Тубдиспансер и тоже просил посмотреть больную. В этот день он работал только в первую смену, а во вторую попросил заменить себя другим преподавателем. Окончив свой сокращенный день, он оделся. Ходил тогда еще Леонид Михайлович в военной форме, только без погон, в шинели, сапогах и капитанке. Выйдя на улицу, он почувствовал, как устал. Только одна ночь без сна, и уже устал. Шел он медленно, не замечая ни погоды, ни окружающего. Он подумал: а как же они работали в полевых госпиталях? Привезут раненых, сразу разгружать, куда хочешь клади, лишь бы разместить. Немедленно оказывать помощь. Все стонут или находятся в бессознательном состоянии. Контуженые смотрят непонимающими глазами. Это какой-то ад особого рода, специально для медицины. Мне самому врач-нейрохирург делал двадцать седьмую черепную операцию. Да! решил он про себя, нужно отбросить всякую усталость, вялость и лень. Действовать быстрее, находить минуты отдыха. Нужно помочь, непременно помочь. Малейшее промедление – кровь и остановка. Надо сделать все возможное; у нас, у русских, долг платежом красен.

Надо быстро идти домой. Врачи на дому посещают больных во второй половине дня. Может быть, ей нужна какая-нибудь срочная помощь. Он пошел быстрее. Войдя, еще не раздеваясь, спросил мать:

– Как Ольга Степановна?

– Ничего, я недавно заходила, она спала. Кушать, почти ничего не ест.

Он разделся и без стука вошел к ней в комнату. Она не спала. Взгляд ее был тусклый, усталый, ко всему безразличный.

– Я без стука, на правах врача к своему пациенту. Ну, как себя чувствуете, Ольга Степановна?

– Кажется, лучше, чем вчера. Почему Вы рано пришли?

– Пришел навестить больного доктора. Узнать, не требуется ли помощь. Отпросился у начальства.

На лице ее появилось желание улыбнуться. Но улыбки не получилось.

– Ольга Степановна, я вызвал врачей к Вам. Вы не сердитесь?

– Нет, хорошо.

– Они должны скоро явиться.

– Я Вас очень ждала и очень волновалась. Я вчера себя плохо чувствовала и постеснялась сказать. Сходите, если Вам не трудно, и возьмите под кроватью три полотенца. Они в крови, лежат на газете. Заверните их и сожгите в печке, чтобы никто не видел, и не говорите родным, что у меня идет кровь. Вы не говорили им?

– Нет, не говорил, им не обязательно об этом знать. А как сегодня?

– Сегодня только утром немного было.

– Я сейчас пойду и сожгу полотенца.