1. Православная Пасха – отдельная от двух других, неделю назад. Пасхальная проповедь Иоанна Златоуста: уникальный текст о смерти. У него там так: ад (смерть) проглотил Христа, ибо принял его за мертвого. Но проглотил он живого, отравился жизнью и сам скончался (разрушился). Христос смерть обманул, как Улисс обманул циклопа, жравшего людей. То, что мы сегодня знаем про вирус, такой ситуации противоположно. Эта мерзость – смерть, имитирующая жизнь. Наши живые тела ошибаются, принимают мертвое за живое. Смерть обманывает нас, оказывается умнее, хитроумнее, остроумнее нашей жизни. Как же так? Как такое возможно? Ведь жизнь умнее, красивее, правильнее. Посмотрим на цветы, на детей, на птиц, а потом на образ разложения. Так полюбим же жизнь изо всех наших сил. Она в нас, вокруг нас, в тех, кого мы любим, и в тех, кого не очень. Узнаем ее, распознаем, выберем ее, встанем на ее сторону, отразимся в ней, сольемся с ней, и тогда смерть сломает о нас зубы. Каждый из нас в самой глубине знает, где в нем жизнь, а где в нем гадость – Кощей Бессмертный. Знает в своей глубине, как этого Кощея обмануть. Эпидемия – пауза, жизнь, взятая в скобки смерти, – время залезть в эту глубину и там навести порядок, пропылесосить, выбросить ненужное, проветрить как следует и расхохотаться в лицо Беззубой, как бы ее ни звали (а мы ее лучше звать не будем), как бы она ни рядилась в жизнь. Смейся, пахни сиренью и пионами, журчи, лохматая, гибкая, нетленная жизнь! Это все про имена.
1. Да, конечно, имена (фамилии) мало что значат «сами по себе». Так нам говорит наука. Да ведь только ничего они не значат в идеале, вне времени, в тот самый первый момент отпадения от мифической бессмысленности, которой никто из нас не застал. (Поэтому так тщетны и абсурдны все споры о том, что от природы, а что от культуры. Кто же и где же эту допотопную природу когда-либо видел в глаза или в какие такие очки? В леви-строссовские?)
Да, конечно, имена (фамилии) очень много чего значат «сами по себе». Так нам говорит Библия. Да ведь только значат-то они в идеале, вне времени, в тот самый первый момент означивания, при котором никто из нас не присутствовал. В тот первый миг, сразу вслед за которым Адам – этот даватель имен – вылетел из рая, еще почесывая ушибленное колено, еще чувствуя то место на спине, в которое ткнул его ангел, но уже напрочь забыв значения им же самим придуманных слов.
Но вот со временем, именно со временем, имея в виду, что некогда они, возможно, ничего не значили или, если угодно, что-то да означали, используя эти имена и так и сяк, одни и те же, вдоль и поперек, мы напрочь их смысл забываем, но, помня о том, что что-то важное забыли, придумываем им смысл заново. И этот новый смысл мы снова забываем (хотя он, возможно, от старого и не слишком отличается; ведь, как известно, яблоко от яблони недалеко падает, особенно если иметь в виду яблоко Адама). И так вспоминаем-забываем; протираем эти имена до дыр. Залатываем и снова рвем. Имена: заплата на заплате.
2. Литература – райский сад, где каждый сам себе адам, знай раздает имена и названия: и людям, и животным, и вещам. И все они что-то да значат. А чтобы не забыть, записывает. А рукопись съедает.
1. Приведу еще один рассказ моего дедушки: он короткий. О Григории Антоновиче. Что за имя такое?