Ф. И. О. Три тетради

А в 1956 году (то есть двадцать два года спустя) упразднили и стали раскапывать это кладбище и обнаружили, что его тело осталось совершенно нетленным. Все вокруг истлело, все другие истлели, а он нет.

Всё из тела, дело лет,
Всё истлело, тело – нет.

22 июля 1956 года это нетленное тело перенесли на новое кладбище и захоронили, а 4 августа, словно опомнившись, снова выкопали и перевезли в крипту кладбищенской (русской православной) церкви в Сент-Женевьев-де-Буа (то есть святой Женевьевы что-в-лесах), под Парижем. После канонизации мощи святого были перенесены в Преображенский храм Покровского женского монастыря в Бюсси-ан-От (Bussy-en-Othe, Yonne). Все это я узнала, приехав в Париж, от друзей-православных: что во Франции уже тридцать пять лет как лежит и благоухает нетленный мой софамилец.

Веди меня, имя мое! Веди через толщу времен, освещай мне путь, назад-вперед, туда-обратно и опять туда! Туда!

1 мая

1. Когда я, по приезде в Париж, пришла работать внештатным корреспондентом в газету «Русская мысль» – ее главный редактор, удивительная женщина, Ирина Алексеевна Иловайская-Альберти, первым делом выдала мне переведенный на русский в 1990 году «Словарь Библейского богословия» под редакцией ученого иезуита Ксавье Леон-Дюфура. В этом словаре значение имени Адам объясняется так: слово «адам» было чрезвычайно в иврите распространенным и имело целую гамму значений. Когда еврей произносил это слово, оно отнюдь не всегда, и даже весьма редко, означало в его устах первого человека. А означало просто человека. В Библии это слово с точностью означает именно первого человека только в четырех местах. В других – многочисленных случаях – это слово переводится просто как человек, люди, каждый, любой, некто или никто. Вот он Никто снова тут, явился не запылился, человек-два-уха.

По традиции же Адам – однокоренное с «адамах» – земля или с «эдом», красный, по цвету глины в Палестине. То есть означает буквально земляной, созданный из праха земли. Снова речь о почве.

В начале Библии имя Адам не собственное, а нарицательное, что подтверждается его множественным числом: «сотворим адама по образу нашему… и да владычествуют они (адамы)…» Был этот Никто-ничто-и-звать-никак, этот имярек, в отличие от Улисса, не слишком хитроумен: не он обманул смерть, а она его. Змей его укусил в самое сердце. Поманил, наобещал и оревуар. С «метисом (Μῆτις)», то есть древнегреческим хитроумием, свойственным Улиссу, у Адама было плоховато, ибо не был он метисом (от латинского misceo – смешиваю). А как же иначе? Сидел на одном месте, в идеальных, можно сказать, условиях, все ему в рот в спелом виде без косточки падало, где ему было ума-разума набраться? Первым человеком умным, первым гомо сапиенсом, «метисом», стал Авраам – великий путешественник.

Бог находит его живущим в семье, преданной иным богам, и отправляет в путь. Тот уходит из Ура и идет в неизвестность. Аврам (в отличие от Адама) первый в Библии Улисс. Странствие приучает его к странному; научает вести себя самым парадоксальным образом. Он хитрит, обманывает и внезапно превосходит самого себя и все, чего можно было от него ожидать, за что и получает новое имя: из Аврама становится Авраамом. Всего лишь одна буква меняется в имени этого эмигранта, но благодаря этой букве имя его обретает смысл: он становится «отцом множества». Никто не написал лучше об этом бродяге, чем Гегель в набросках к «Духу иудаизма».

Вот как Гегель рассуждает. Авраам покинул страну, в которой родился. Отказался от теплого чувства, которое вызывали у него в детстве и юности природа и боги родного края. Покинул землю свою, не стал больше ее обрабатывать, перестал быть крестьянином (то есть расстался с человеком «земляным»; снял галоши), и вот он на земле иностранец. Он отрезал себя от семейно-родственных уз, пожертвовал данными ему от рождения природно-культурными и легендарно-кулинарными радостями (праздничный стол с заливным и селедкой, с салатом оливье), сохранив лишь одно, главное. Что? А Бога. И не какого-нибудь, а такого он себе Бога (одного) оставил, от которого зависела его жизнь (ибо этот Бог и был Жизнью). Ради такого Бога (не Истины, а Естины) он даже сына своего готов был, не скажу что…

Вот он Авраам – человек, порывающий все связи ради Живаго. Вот она – религия иностранца. Вот его вера в Жизнь, против веры в грязь и в побольше-повкуснее. Никто ведь его из дому не гнал, с родителями он не ссорился, а просто ушел, отказался от само собой текшей в его сторону любви, отпал, отделился. И в отдельности своей, через разрыв, стал Отцом-Пеликаном («ав» – отец, «рархам» – пеликан). Тем, кого приводят в качестве примера живого, когда речь идет о загробном мире. Ведь, говорит Христос, Бог Живых представляется Моисею как Бог Авраама. Авраам, стало быть, Жив. Ведь Бог Живого не может быть Богом мертвых. Это ясно как Божий день.