Фаюм

И теперь, пока гости ехали к нему, он пытался создать в воображении образ несущегося по шоссе микроавтобуса. Формы, скорость, металл, резина, стекло. Но что открылось бы ему снаружи, когда б он вдруг обернулся зрячим? Представить: невидимая рука тянется к нему и – р-раз! – резким движением срывает с его головы мешок слепоты. Так что там, снаружи? Металл, поверх него краска, внутри краски цвет. Если бы это был плавный алый, или округлый лиловый, или пологий голубой – было бы, конечно, куда проще. Наверняка они являлись ему совсем не такими, как всем остальным. И что, казалось бы, с того, но… Взять вот серый – что он такое: невесомая дымка раннего утра? мягкий глубокий мех? холодная тонкая сталь? Слишком смутный, колеблющийся, никак не дающий себя ухватить. Черный – абсолютное отсутствие, распахнутая за распадом бездна? Нет, это тоже не подходило. И тут он понял. Да, совершенный белый. Цвет начала. Того мгновения, которого пока не коснулась кисть неистовой страсти и радости творчества. Цвет чистого декабрьского снега, еще не тронутого письмом подошв, колес, полозьев. Цвет той самой первозданной тишины, в которой Петр Леонидович ожидал сейчас их, едущих сюда в ослепительно белом микроавтобусе, – чтобы исполнить свое предназначение.

5

«Дом в области» из автобиографии Комаровича мог бы явиться перед глазами Ильи по-разному. Воображение листало каталог с вариантами. Например, дачный домик на нескольких сотках. Ну хорошо, такое, пожалуй, вряд ли – судя по тому, что с Ильей ехало в эти странные гости еще полтора десятка карамзинистов. Ладно, тогда представилось иначе. Современный деревенский дом в европейском стиле. Минимализм, ИКЕА, сельский лофт – одним словом, большой и просторный барнхаус. Или совершенно наоборот – коттедж с претенциозными башенками, высокий каменный забор, камеры наблюдения. Могло бы оказаться всякое. На деле же ожидающий их дом внезапно предстал в виде целой усадьбы с обширным парком и двухэтажным классическим особняком. Отсюда, от усадебных ворот, у которых микроавтобус высадил пассажиров, этот загородный дворец был похож на гигантское кремовое пирожное, глазированное черепицей цвета маренго. От ворот к дому сквозь свежую зелень парка вела широкая аллея. Вдалеке она раздваивалась, огибая лужайку с большим фонтаном и опять соединяясь перед крыльцом с шестью подпирающими балкон второго этажа колоннами.

Утром здесь лил дождь, но сейчас уже пригрело солнце, и прозрачный парк был полон неуловимого движения теней и света, запахов и звуков. Илья шел по аллее позади всех вместе с Николаем, тем самым моряком, с которым он познакомился в подземном своем путешествии и которого с изумлением теперь обнаружил – садясь в городе в заказной «мерседес-спринтер» – среди участников проекта «Карамзин». В микроавтобусе они оказались вдвоем на последнем ряду и теперь, за разговором замешкавшись с высадкой, немного отстали от прочих гостей.

По дороге Николай рассказал Илье, что подобные игры проходят у карамзинистов примерно каждые полгода. Некоторых из нынешних спутников Николай видел впервые; многие, по его словам, участвовали в проекте с самого начала. Сам он ехал к Петру Леонидовичу уже в пятый раз. Правда дважды, к огромному его сожалению, пришлось пропустить встречи их «тайного общества» из-за службы. Предыдущие постановки, в которых Николай участвовал, были посвящены марту пятьдесят третьего, августу девяносто первого, февралю семнадцатого и январю тысяча семьсот двадцать пятого. Это были точки, в которых гигантское колесо истории выскакивало из привычной своей колеи, в которых всех ее пассажиров и персонажей вдруг подбрасывало, начинало вовсю трясти и перемешивать. Теперь вот их ожидала впереди, прямо посреди нежной и пленительной весны Ленинградской области, еще одна такая точка – два коротких декабрьских дня в морозном Петербурге.

– Знаешь, как мне Петр Леонидович на первой встрече объяснял? – рассказывал Илье Николай. – Прошлое – это лишь игра. Только не мы сами играем в эту игру; мастер играет в нее нами. Понимаешь? Призраки обрастают на время нашей плотью, чтобы еще раз сыграть свою пьесу.

– И получается что-то вроде альтернативной истории? Могло ли то, что было, быть иначе, чем было?

– Да вот в том-то и дело, что нет. Мы ведь играем без декораций, без антуража всего этого, без костюмов. Каждый в чем приехал, в чем пришел – в том и вышел.

– Ага, я вот тоже об этом как раз думал, – сказал Илья. – Ничего особенного из одежды не сказали с собой везти. Хотя у меня завалялись кой-какие костюмы. В общем, я решил, что весь реквизит на месте будет. От организаторов.

Николай рассмеялся, хорошо и открыто.