Факелы на зиккуратах (СИ)

– Вот как? – вежливо произнес Фабиан. И Корпке подобрался, сжался, приготовился оправдываться. – Страховая компания будет удовлетворена заключением Института судебной медицины, которое подтвердит, что страхуемый не определял активно наступление страхового случая?

Корпке моргнул, покосился на Армушата, на Оппенгейма, снова на Фабиана. Те смотрели на Фабиана. Он – на Корпке. Который прокашлялся.

– Заключение будет подписано его директором лично и еще тремя членами Совета института, – сухо добавил Фабиан. – Или у страховой компании настолько хорошие адвокаты и настолько неистощимые фонды, что она вознамерится его оспаривать? Даже если Институт поддержим мы и Огберт?

– Не думаю, – тихо ответил Корпке.

После паузы Армушат встал и молча вышел. У двери он остановился и сухо бросил:

– До свидания.

За ним ушел Оппенгейм. Фабиан бросил косой взгляд ему вслед и встал.

– Вы не шутите? – спросил Корпке, поднимаясь и выходя из-за стола.

Фабиан покачал головой.

– Но слухи…

Фабиан закатил глаза.

– Спишите это на злопыхателей. Завистников. У Аурелиуса они наверняка были. Выберите… – Фабиан задумался. – Да хоть Фарненгеля. Тем более он наверняка завидует Огберту.

Корпке провожал Фабиана до входной двери, чуть ли не кланялся в ответ на каждую его реплику, и Фабиан мог быть доволен: архивы будут предоставлены в его распоряжение очень скоро. Осталось еще одно дело, которое могло оказаться куда более щекотливым, чем все до этого. Фабиан позвонил Томазину и пригласил его на встречу.

В ресторанчике, в уютном, но совсем не престижном районе, где людей было очень много и все спешили; в ресторанчике, в котором на скромную сумму можно было сытно и от души поесть, и вино было очень годным. В ресторанчике, находившемся на уважительном отдалении от дома Томазина, но до которого он мог запросто дойти пешком за жалкие семь минут. Восемь, если совсем не спешил. Фабиан пришел туда за полчаса до назначенного времени и провел его, лениво листая газеты, просматривая сообщения на коммуникаторе, пья кофе и рассматривая черно-белые фотографии, развешанные по стенам.

Томазин был пунктуален, недружелюбен и демонстративно угодлив. Фабиан хотел посмеяться, но это было бы откровенной наглостью с его стороны. И он интересовался здоровьем внуков, планами на отпуск – как будто Томазину светил отпуск, а не отставка, мнением о последнем баскетбольном матче, и внимательно следил за его реакцией. Он позволил ему сделать заказ первому, затем заказал что-то непритязательное, но сытное себе и продолжил светскую беседу, каждая фраза которой звучала мило и невинно, но действовала на Томазина, как разряд электрического тока. И только почти докончив есть, устроившись поудобней и промокнув губы, Фабиан поинтересовался, что Томазин собирается делать дальше.

– Очевидно, выращивать капусту на даче, – мгновенно отозвался Томазин, не глядя на него.

– Не хотите пойти ко мне личным помощником? – легкомысленно спросил Фабиан. Он был вознагражден: Томазин смотрел на него круглыми глазами, явно хотел спросить: парень, не охренел ли ты? – но не к консулу же так обращаться.

– Вам нужен личный помощник вдвое старше вас? – он наконец подобрал относительно нейтральный ответ.

– Уже не вдвое, Михаил. Вдвое было немного раньше. А вот опыта – да, вдвое. Если не больше, – улыбнулся Фабиан.

– Вы действительно считаете, что… – Томазин замялся. – Что я приму ваше предложение после такой откровенной демонстрации вашей ловкости? Личным помощником, – не удержал и зашипел он. Начал было ругаться, но спохватился.

– Личным. Помощником. Если не хотите, если находите это оскорбительным, могу придумать для вашей должности иное название. Насчет ловкости, Михаил. Не могу не признать за вами того же, – он поднял уголок рта в намеке на улыбку, но глаза его не улыбались. Томазин расправил салфетку; его руки подрагивали. Фабиан помолчал немного, затем молча же протянул ему планшет. Томазин начал читать – отчет Мариуса Друбича. Побледнел, поднял глаза на Фабиана, снова изучавшего фотографии; их было много, отвлекаться можно было бесконечно долго.

Фабиан попросил воды, сходил в туалет, вернулся; Томазин все читал. Отложив планшет, сложив салфетку, снова разложив ее на коленях, он выдавил:

– И?