Факелы на зиккуратах (СИ)

Они появились на свет с разницей в жалкие полминуты, хотя Аластер хотел, чтобы изначально ничто не дискриминировало их друг перед другом. В его глазах сущие мелочи обретали первостепенное значение: руководить искусственным рождением детей должен был исключительно главврач; медперсонал – старший и младший – должен был быть одет в желтые спецодежды, потому что все иные цвета не успокаивают деток, которые изначально подвергались стольким стрессам. Камеры следовало установить в определенных им местах. Подготовка палаты, в которой детям предстояло провести первые полгода своей жизни, заняла у него практически те же самые полгода, а детская комната в их доме так и вообще была еще не готова, потому что оставалось все меньше дизайнеров, которые готовы были работать с этим чокнутым. То же искусственное рождение едва не оказалось под угрозой срыва, потому что Аластер внезапно обнаружил, что ему вручили все ту же спецодежду, которая мало того что на пару размеров больше, так еще и желтая, и отличить их с Карстеном от медперсонала не представляется возможным. Он впал в состояние, похожее на истерику, и только Карстен, невозмутимо предложивший ему проследовать за этим милым медбратом в клинику психотерапии и не мешать деткам рождаться, смог как-то успокоить его. Карстен был близок к обмороку, Аластер впал в оцепенение, с ужасом следя за врачами, которые постепенно отключали аппараты, перебрасывались непонятными и зловещими терминами и наконец доставали детей из кювет.

Фабиану не просто пришлось выслушать рассказы о невероятном мастерстве врачей и их с Карстеном мужестве, но еще и смотреть документальный фильм все о том же. Раз этак двадцать. С непременными комментариями Аластера об их мужестве, которые диссонировали с круглыми глазами, зеленоватой кожей и масками, пропитывавшимися потом, у них обоих на экране.

– Скоро, совсем скоро их уже можно будет забрать домой, – горделиво говорил Аластер и требовал очередного подтверждения, что они с Карстеном – невероятные и мужественные люди, а их дети – самые прекрасные, самые удивительные и самые замечательные.

Фабиан брякнул однажды, что он, вообще-то, других детей и не знает, сравнивать не с чем. Ну кроме детей Валерии, но те тоже милые. И Аластер враз превратился в горгулью, начал орать, топать ногами и обвинять его в черствости. Фабиан постыдно спасся бегством; Аластер нашел его через пять минут.

– Они правда милые? – ревниво спросил Аластер.

– Да я их видел пару раз. Вроде да, – пожал плечами Фабиан, угрюмо глядя в сторону.

– Ей-то просто, – буркнул Аластер. – Она баба. А нам хрен бы что светило, если бы не этот проект.

– И бабой тебя сделал этот проект? – раздраженно бросил Фабиан.

Аластер задумчиво почесал подбородок.

– Психосоматика, милый Фальк. – Хладнокровно ответил он. – Виртуальный выброс женских гормонов в моем трансцендентном «Я». Мой логос ощущает себя женщиной в той части, которая отвечает за благоустройство моей личной жизни. Хотя что за чушь я несу. Просто трансцендентная инъекция женских гормонов в моем логосе, никак не влияющая ни на мой трансцендентный, ни на мой фактический пол.

Фабиан настороженно покосился на него, сделал осторожный шаг в сторону от Аластера. Тот повернул к нему голову, уставился на него ясными, веселыми глазами, подмигнул.

– Я совершенно здоров и не собираюсь вливаться ни в какие ряды никаких экуменистов, – жизнерадостно произнес он. – Или еще каких-то фанатиков.

– Это радует, – пробормотал Фабиан.

Но Аластер все-таки был фанатиком. Словно издеваясь над своими собственными словами, он с фанатичным рвением следил за благосостоянием своей семьи – семьи, и никак иначе.

– Скажи это своду законов о гражданском праве, – бросил Фабиан после очередной его тирады о «семье», «семейных ценностях», «семейной целостности».

Аластер поморщился.

– Я осведомлен, милый Фальк, – прохладно сказал он. – Я очень хорошо осведомлен. Карстен благородно согласился занести мое имя в графу об отцовстве у наших крошек, в качестве исключения и в соответствии с заключением статыщ экспертов о том, что мы оба являемся самыми близкими прямыми родственниками его внесли в другую графу, представь – мать. – Последнее слово прозвучало особенно ядовито. Фабиан вскинул голову. Аластер то ли улыбнулся, то ли скривился. – Это обеспечивает наших крошек всеми наследственными правами в отношении меня и Карстена, но мы с Карстеном лишены практически всех прав друг на друга. А знаешь, что самое паскудное?

Фабиан поднял брови, удивившись слову, выбранному Аластером.

– Самое паскудное – то, что мы вынуждены вести себя как чужие. Я хочу взять его под руку, но сделай мы это перед городской ратушей, нас ни в какой полицейский участок не заберут, но плевок в спину мы получим. Особенно нам приходится следить за этим теперь, когда мы отвечаем не только друг за друга и этого бездельника Краббуса, но и за наших крошек.

Аластер невесело усмехнулся, закончив тираду.