– И почему ты не желаешь делать это сам? – полюбопытствовал он, взяв руку Абеля и осмотрев ее. Ладонь Абеля была открыта, пальцы перехвачены у второй фаланги. Фабиан погладил его руку.
– Потому что его учить еще надо. Пока не получается. Я-то своими пальцами уже ничего сделать не могу. – Тихо ответил Абель. – Кое-что, правда, уже должно получиться.
Он поднял руку, положил ее Фабиану на щеку, осторожно погладил.
– Чувствуешь? – спросил он.
Фабиан кивнул.
– А я – фигово, – признался Абель. – С такой позиции с ориентацией у меня неважно совсем.
Фабиан снова кивнул. Он подался вперед, прижался щекой к его щеке, закрыл глаза. Наконец, собравшись с силами, коснулся ее губами.
========== Часть 36 ==========
А жизнь продолжалась. Фабиан не мог рассчитывать бесконечно долго, что Томазин и Альберт, какими бы надежными и исполнительными они ни были, смогут покрывать его заметно остывший энтузиазм. И консулы, потрясун их задери, едва ли снисходительно отнесутся к изменившимся приоритетам «младшего коллеги», и трупоеды из магистрата едва ли упустят возможность воспользоваться слабостью Фабиана в своих целях.
И Фабиан понимал: ни у кого и никогда не будет такой возможности справиться с болезнью, как у него. Справиться – тут он, конечно, загнул. Но возможности у него были. Отменные возможности: все эти связи, знакомства, доступ к передовой информации, к самым-пресамым технологиям, о которых простой народ и не знает. Всё же проходило через его руки, и ко всему этому будет перекрыт доступ, если.
Если Студт и дальше не оставит свои попытки по дискредитации молодого, да раннего. Если Велойч, тихий, молчаливый, загадочно улыбающийся Велойч не решит, что пора, и не ударит Фабиана в спину. Если Кронелис и Севастиану не примкнут к кому-то из этих двоих. Если у Студта получится небольшой такой заговор, в подготовке которого Томазин был почти уверен. Все те же знойные мечты первых консулов, о которые они потом ломали зубы, Альбрих – первый, чье свержение Фабиан созерцал и, как выяснилось даже, оказался поводом, и шесть, к чьей отставке так или иначе приложил руку. Велойч наверняка мог похвастаться куда большим опытом, его уши торчали изо всех предыдущих историй; Фабиан просматривал документы об изменениях, о тихой смене власти в консулате тридцатилетней давности – Велойч уже тогда был одним из, и часто можно было с категоричной уверенностью сказать, что вот этот ход дело рук «дамы Летиции». Этакий неприметный, лживо миролюбивый, очень коварный ход. Велойч не гнушался пользоваться самыми неприятными фактами чужих биографий, пусть и упорно отказывался признавать, что у него самого биография не кипельно белая. И если Студта убрать – дело трех заседаний, пары сотен мегабайтов, и несколько разговоров тет-а-тет со «старшими коллегами» о том, как следует это проворачивать – шумно или наоборот, то Велойч, не просто хорошо себя чувствовавший в своем кресле – вросшийся в него, будет сопротивляться всем попыткам устранить его. Наверняка предугадает не одну попытку. Наверняка изучил Фабиана достаточно, чтобы отбить удары, наверняка сам нанесет не одну рану.
Чем прочнее Фабиан обосновывался в консулате, тем больше убеждался: или один – первый, а остальные – все на том же зиккурате, но этажом ниже, или, если цепляться за идею отцов-основателей, нужно создавать колоссальную систему балансов, перетяжек, чтобы одновременно и страховать, и удерживать всех консулов от взаимно враждебных действий. Первое охотно поддержал бы тот же Велойч, с одной оговоркой: он ни за какие шиши не согласился бы расстаться со своей прерогативой устранять тех, кто его не устраивает, и особенно первого. А просто потому, что. Второе оказывалось изначально мертворожденным, потому что никто и никогда не согласился бы добровольно отчуждать от себя хотя бы минимальные полномочия и навешивать дополнительный груз. Причем любая попытка провернуть это вне консулата, в том же сенате тут же подняла бы шквал лобби и всевозможных интриг со стороны братьев-консулов. Наверное, и смысла в такой решительности не было. Поэтому если и дальше хранить паче зеницы ока эту мечту – быть не просто первым, быть единственным, – то и начинать нужно с того, чтобы устранить всех остальных. Начиная со Студта – рубаху-парня на первый взгляд, склизкого типа на второй, способного на любую подлость, если изучить его чуть получше.