– Я, если честно, чувствую себя выхолощенным, – грустно признался он. – И меня жутко раздражает эта идиотская лицемерная мораль, и я понимаю, насколько она основательно укоренилась в спинном мозгу обывателей.
– Так-таки и в спинном? – шутливо возразил Фабиан.
– А где еще? – высокомерно вскинул голову Аластер. – Это для того, чтобы осознанно принимать или отвергать догмы, человек вынужден пользоваться головным мозгом или сердцем. Чтобы просто следовать им, достаточно спинного. А некоторые умудряются и костным ограничиваться. Или вообще этим… вегетативным.
Фабиан нахмурился.
– Че-ем? – недоуменно протянул он.
– Ну неважно, – кокетливо всплеснул руками Аластер. – Скажи мне, милый Фальк, для тебя ведь это тоже может оказаться важным?
Аластер невинно похлопал ресницами, но он смотрел на него так в ожидании ответа, что Фабиану стало ясно: Аластер сдохнет, но ответ из него вытрясет.
– Скорее да, чем нет, – скрипнув зубами, неохотно принзнался Фабиан.
– Иными словами, все эти твои разнюхивания мест, в которых подают самые хорошие пирожные, или там букетики, – это все маленький камушек в основание огромного здания серьезных отношений? – Аластер подался вперед, азартно потирая руки.
– Пошел ты! – огрызнулся Фабиан.
– Больше страсти, больше убедительности, Равенсбург! Вылей на меня ушат презрения, окати меня своим высокомерием! Вскинь гордо свою патрицианскую голову и откажись разговаривать со мной, высмей меня, черт побери! Ну, давай, давай же! Как его зовут? Его же, не ее? Милашка Альбрих был не просто так?
– Пошел. Ты. – Внятно, с отчетливыми паузами между словами повторил Фабиан и вежливо улыбнулся.
– И ты согласишься ныкаться с твоим прелестником по конспиративным квартирам и урывать у мироздания пару деньков отдыха вдали от людей? Ни тебе на открытие сезона в театре балета пойти, ни на государственный прием. – Невозмутимо продолжил Аластер, следя за шагавшим по дорожке Фабианом. – Все с бабами, а твой прелестник дома, ждет тебя с блядок, как послушная одалиска. Романтика!
Фабиан остановился метрах в трех от него и развернулся.
– И что ты хочешь? – спросил он.
– Я? – округлил глаза Аластер. – Хочу? Равноправия для разных форм сожительства, разумеется.
– Лет тридцать подковерной возни, подкармливания общественных организаций и зубодробительного лоббирования, – кротко произнес Фабиан. – Это если повезет и сенаторам не оттопчут ноги фундаменталисты. А до того времени сенаторов нужно подобрать таких, чтобы они публично согласились с необходимостью уравнивания прав разно– и однополых пар.
– Спасибо, милый, это откровение для меня, – желчно отозвался Аластер, так что было ясно: ну разумеется, он знает об этом давно и хорошо. – Я тут давеча бессонницей мучился, все думал, правильно ли подобрал обои в комнату наших крошек. Видишь ли, скорее всего у них будут голубые либо серые глаза, а стены в комнате – зеленые. Не будет ли это причиной для душевной травмы? – он прижал руки к сердцу и печально опустил веки. Фабиан застонал и повернулся к нему спиной. – И чтобы отвлечься от такой трагедии, от такой ужасной неразумности с моей стороны, я решил развлечь себя сенатом. Это такая прелесть, эти старпёры!
Фабиан повернулся к нему. Аластер ухмылялся, глядел на него – и довольно ухмылялся, сволочь, словно нашел на улице браслет с бриллиантами.
– Как минимум трое были замечены в однополых связях, Фальк. Разумеется, не обществом, а теми, кто вхож в их круг. Еще человек восемь, которых я знаю лично, плевать хотели на то, с кем живут их друзья, главное, чтобы собачек не били.
Аластер оглянулся.
– Некоторых, – понизив голос, продолжил он, – я ублажал лично. Да что там, не тебе об этом рассказывать, – он подмигнул. – Вас же очень мало нынче, консулов-то. Соответственно мало людей, которые могут деятельно повлиять на состав сената. Илиас Огберт вообще плевал на эти шоры с высокой колокольни, его интересы государства развлекают куда больше, чем самый жаркий секс. Да?
Он замолк, дожидаясь ответа; Фабиан после паузы пожал плечами.
– Иными словами, это твое измышление о тридцати годах – оно слишком пессимистичное. Так?
Фабиан прислонился к дереву и скрестил на груди руки. Кажется, он понимал, куда клонит Аластер; оставался вопрос: кто должен был заняться общественным мнением? Он ждал, что еще скажет Аластер. И: чего он хочет от Фабиана?
– Фальк, я, кажется, задал вопрос. – Аластер улыбался, но взгляд у него был колючим.
– Неужели? А я расценил это твое «так?» как банальное междометие, которое всего лишь уточняет, понял ли я тебя. Я понял. Что дальше?
Аластер откинулся назад, вытянул ноги, раскинул руки, снисходительно посмотрел на Фабиана.
– Допустим. Предположим. – Деловым тоном продолжил он. – Появляется некая сила, которая начинает заниматься общественным мнением. Каковы шансы, что к ней не отнесутся, как ко злу?
– Невелики, если она начнет не с того конца, – подумав, признал Фабиан. – Особенно если эта сила начнет с сотрудничества с радикальными группировками.
– Их мало, этих идиотов, чего с ними сотрудничать, – скривился Аластер.