Факелы на зиккуратах (СИ)

– Но именно их голоса слышны отчетливее всего.

Аластер смотрел перед собой.

– Хорошо. Ничего радикального. Каковы шансы?

– Почему бы не изменить локус обсуждения? Например, каковы шансы, что грамотно составленную программу если и не поддержат, то расценят как вменяемую силы, которые расположены высоко-высоко и от которых зависит долгосрочное развитие общества?

– И? – помолчав, спросил Аластер.

– Поддержат. В сенате – человек пятнадцать, если постараться – еще человек пять подключатся. Илиас не найдет противоречий с основным законом.

– А консулы? – прищурился Аластер.

Фабиан ухмыльнулся.

– Не забивай несущественными вещами свою голову, Армониа, – отозвался он.

Аластер повернулся к нему.

– Я страстно, невероятно, неудержимо хочу послушать сплетни о вашей подковерной возне, – преданно глядя на Фабиана, прошептал он.

Фабиан отрицательно покачал головой.

– Как-нибудь, что-нибудь. Обязательно. – Помедлив, ответил он.

Фабиан ухмыльнулся и отвел глаза.

И Аластер Армониа принял активное участие в создании еще одного документального фильма о первом месяце жизни своих детей, в котором охотно рассказал о себе, о том, что давно состоит в моногамных отношениях с мужчиной, о том, что именно благодаря невероятной дерзости современных ученых и однополая семья обретает возможность завести потомство – иными словами, стать полноценной семьей. Попутно же с созданием фильма и всеми мероприятиями, с ним связанными, он основал фонд противодействия дискриминации, ключевым в программе которого было именно содействие людям, которые подвергались гонениям по причинам своей ориентации. У Аластера был хорошо подвешан язык, и наглости – с которой он пробивался на самые разные информационные каналы, в самые разные издательства и социальные фонды – хватало. Карстен Лорман, который вынужден был оставить клинику по причинам общественной деятельности «того самого» Армониа, практически сразу оказался во главе другой программы – поддерживающей детей и молодых людей, пострадавших от сексуальной дискриминации. И – чего это стоило Фабиану, он предпочитал не говорить – не кто иной, как Эрик Велойч собственной персоной публично поддержал фонд.

Вместе с Велойчем осторожное согласие с необходимостью менять общественное мнение высказали и другие консулы. Кроме Студта – он произнес пару страстных речей о необходимости следовать традиционным ценностям. Фабиан выслушал их, сжимая и разжимая кулаки. Счастье, что и слушал он их вне видимости коллег.

Велойч спросил у него как бы между прочим, неужели его, затеявшего эту историю с фондом Армониа, рыскающего из сената в госканцелярию, а оттуда по министерствам, а оттуда снова в сенат, чтобы обеспечить поддержку сего фонда, не задевают рассуждения первого консула, которые неявно, но отчетливо имеют целью уязвить его.

– К сожалению, наш уважаемый коллега забывает, что выбирает консулов не общественное мнение, а коллеги с одобрения сената, а утверждает госканцелярия. Все эти филиппики по сути – бесцельное сотрясание воздуха, – пожал плечами Фабиан.

– Фабиан, мне кажется, мы говорим о разных вещах. Я спросил, задевает ли тебя риторика Кристиана, а ты говоришь мне о том, что его энергичные речи бессмысленны, – по-змеиному тонко улыбнулся Велойч.

– А они задевают тебя? В конце концов, из нас двоих ты публично поддерживаешь фонд Армониа, – недобро прищурился Фабиан.

– Но если дело не выгорит, пострадает твоя репутация. Уж я постараюсь, чтобы все знали, что я делал тебе одолжение, – терпеливо, словно несмышленышу, объяснил Велойч.

– Мне? – тихо спросил Фабиан. – Не малышу Эрику, которого мама приводила в больницу то с синяками, то с ранами, то с травмами, о которых в приличных обществах не говорят? Кстати, очень интересная дама, патологично преданная доброму имени своей семьи.

Велойч побледнел.

Это было тем более удивительно, что его бледность была очевидна. На лбу у Велойча выступила испарина, зрачки сузились. Он смотрел на Фабиана. Тот – не улыбался, не ухмылялся, не отводил взгляд. Не думал поддаваться сочувствию, естественному, кажется, в некоторых ситуациях.

– Впрочем, твое право. И ты действительно сделал мне одолжение. – Спокойно продолжил Фабиан. Он поднял бокал: – Твое здоровье.

– Боюсь спрашивать, откуда ты знаешь, – прошипел Велойч.

– Не твоя ли это методика, дорогой наставник: основательно изучать предысторию любой авантюры этак на пару поколений во все стороны? – вежливо улыбнулся Фабиан. – Некоторые вещи лежали на поверхности, за некоторыми пришлось побегать. – Он пожал плечами. – Но оно того стоило. Милая Летти.