Факелы на зиккуратах (СИ)

И Абель. Который делал вид, что неплохо себя чувствует. Который вслед за бодрыми фразами мог выплеснуть что-то истеричное. Абель, который все чаще бывал угрюмым, но приходил в себя, ласкался, как кошка, требовал внимания, чтобы внезапно вспыхнуть и отказаться разговаривать. Абель, который оживленно рассказывал что-то, но стоило Фабиану сделать что-то невинное – помассировать ему кожу под волосами, уткнуться лицом в плечо, что-то еще незначительное, осекался, замолкал, прятал глаза, и только по подрагивавшим жилам на шее, по повлажневшим уголкам глаз Фабиан определял, как много значат для него эти незамысловатые действия; и снова прямо по сердцу проводило когтистой рукой отчаяние.

Абель попытался пойти так далеко, что потребовал, что Фабиан оставил его в покое. На его счастье, его руки были прикреплены к экзопротезам, которые Абель обучал и которые становились все ловче. И его руки сжались в кулаки, застучали по подлокотникам кресла, и Абель зло нахмурился, заявил, чтобы Фабиан убирался прочь и не смел появляться рядом и вообще чтобы оставил его в покое. Фабиан не смог не улыбнуться. Что там слова, которыми Абель раскидывался – в конце концов, он изначально был правильным мальчиком, а потом у него и выбора не было, кроме как оставаться послушным целибату физическому и душевному. Они и звучали правильно: у них нет будущего, эти отношения бессмысленны, в них нет никакого удовольствия, и вообще зачем ему, пятому консулу, человеку с офигенными перспективами и офигенной харизмой он, щуплый и насквозь больной человечек? И именно потому, что эти слова были насквозь правильными, Фабиан не вслушивался в них. Он сам был горазд разбрасываться похожими, и когда нужно было, чтобы репортаж получился попривлекательней, и когда нужно было вдохновить и мобилизовать массы народа. Но лицом к лицу эти слова обесценивались, становились тем, чем и были – шелухой, в которую либо вкладывалось нечто иное, либо не вкладывалось ничего вообще, кроме собственных корыстных интересов. И Фабиан улыбался, любовался им, тихо тосковал о том, чего никогда не будет, и слушал его голос. А Абель смирялся под его ладонями, успокаивался и на краткие доли секунды позволял себе надеяться, что все это не зря.

Фабиан снова метался от консулата к Елфимову, от него – к Мариусу в надежде на чудо, оттуда – к Огберту, который с рассеянным видом признавал, что этот Армониа очень ловок, и его толкования основного закона очень даже вразумительны, оттуда – к Аластеру и снова в консулат. И он перелопачивал медицинские исследования, в республике ли, за границей, во все той же надежде на чудо. И он встречался с чинами из генпрокуратуры, из Высшего Суда, из госбезопасности; с журналистами, со владельцами инфоканалов, с гендиректорами все оттуда же, чтобы согласовать все до мельчайшей детали. И он проводил часы с Томазиным, Теодором Руминидисом и Альбертом, чтобы выяснить, чем жив и чем может занимать свою голову Велойч – поглядывавший на него искоса, предпочитавший держаться подальше, отказывавшийся говорить без свидетелей, появляться на одном с Фабианом мероприятии, а если все-таки приходилось – следивший, чтобы между ними было людей побольше. И он изучал документы, которые присылал ему Огберт, из каковых следовало, что Студт становился все более самонадеянным и не просто считал себя самым достойным из них пяти, но и вел себя так, как если бы это был очевидный факт; и все равно: время играло против Фабиана, но нужный момент все еще не наступал.

Один из ведущих специалистов центра междисциплинарных исследований в пятьдесят четвертом округе, неплохой знакомый Елфимова, с которым они начинали учиться, был не то чтобы рад познакомиться с Фабианом – подумаешь, еще один высокопоставленный чиновник. Но к этому знакомству он относился со снисхождением. Что Елфимов напел своему коммилитону, неизвестно, но вторая встреча Фабиана и Еноха Агазариана была куда более дружелюбной, чем первая, и Агазариан согласился провести Фабиана по центру, по отделению, которое курировал, рассказать чуть подробнее о моделях исследования, которые проводятся в центре, о возможностях междисциплинарного подхода к исследованию БАС и о возможностях для спонсоров. Последнее Фабиан предпочитал пока пропускать мимо ушей, подозревая, что спонсоров у центра хватает, а остальное заинтересовало его, не могло не заинтересовать.

Енох Агазариан был впечатлен осведомленностью Фабиана о болезни вообще и о центре в частности. И его пониманием тоже.

– Мы, как ни странно, оказываемся в очень сложном положении, – скрипнув зубами, признался он. – С одной стороны, очевидно, насколько высокой квалификации, насколько продвинутой базы исследования требует болезнь, с другой стороны, наша квалификация ставит нас в затруднительное положение. Успехами мы, к сожалению, похвастаться не можем. Возникает закономерный вопрос: как это согласуется с нашей высокой квалификацией и огромными расходами на исследования.