Фейтфул-Плейс

В этот час на Хэллоус-лейн было тихо. Старикан на ходунках и старушка, полировавшая медяшки на двери, долго и с неодобрением обсуждали меня, две аппетитные мамочки искоса поглядывали в мою сторону, возвращаясь из магазина. Какой-то парень в засаленном спортивном костюме – и, похоже, с большими проблемами – не меньше сорока минут торчал под домом Имельды, качался из стороны в сторону и из последних мозговых клеток каждые десять секунд орал: “Деко!” – обращаясь к окну верхнего этажа. Однако у Деко были занятия получше, и в конце концов парень на неверных ногах поплелся прочь. Примерно в три часа девочка – несомненно, Шанья – вползла вверх по ступенькам дома десять и вошла в дверь, открыв своим ключом. Немногим позже пришла домой Изабель. Она оказалась точной копией Имельды из восьмидесятых, вплоть до своенравно вскинутого подбородка и дерзкой длинноногой походки; я никак не мог понять, расстроила она меня или обнадежила. Каждый раз, как подергивались грязные тюлевые занавески, я махал рукой.

Вскоре после четырех, когда уже стало смеркаться, Женевьева вернулась из школы, а я поставил диск Джеймса Брауна, в окно у пассажирского сиденья постучали.

Снайпер.

“Я не расследую это дело; мне вообще нельзя в него соваться, – сказал я Имельде. – Я рискую вылететь с работы уже из-за того, что сюда приехал”. Я не мог определиться, то ли презирать ее за стукачество, то ли восхищаться ее находчивостью. Я выключил музыку и опустил окно.

– Детектив Кеннеди. Чем могу помочь?

– Открой дверь, Фрэнк.

Я поднял брови, изображая удивление суровым тоном, но потянулся и разблокировал дверцу. Снайпер сел и с чувством ею хлопнул.

– Поехали, – сказал он.

– Ты в бегах? Можешь спрятаться в багажнике, если хочешь.

– Я не в настроении шутить. Я забираю тебя отсюда, пока ты вконец не запугал бедных девушек.

– Я просто человек в машине, Снайпер. Сижу и предаюсь ностальгии, глядя на родные места. Что тут пугающего?

– Поехали.

– Я поеду, только сделай одолжение – продышись. Если по моей вине у тебя случится удар, моя страховка этого не покроет. Ладно?

– Не нарывайся на арест.

Я расхохотался.

– Снайпер, ты просто сокровище! Вечно забываю, с чего я так тебя люблю. Почему бы нам не арестовать друг друга? – Я выехал на дорогу и влился в поток. – А теперь говори, кого это я запугиваю?

– Имельду Тирни и ее дочерей. Тебе это прекрасно известно. Миз Тирни сообщила, что вчера ты пытался вломиться к ней в квартиру и не уходил, пока она тебе ножом не пригрозила.

– Имельда? Это ее ты называешь девочкой? Ей за сорок, Снайпер. Прояви уважение. В наше время принято говорить “женщина”.

– А ее дочери – девочки. Младшей всего одиннадцать. Они говорят, ты сидел там весь день и показывал им непристойные жесты.

– Не имею удовольствия быть с ними знакомым. Они милые девочки? Или в мамочку пошли?

– Когда мы виделись последний раз, что я говорил? Что от тебя требовалось?

– Не путаться под ногами. Это я понял, четко и ясно. Не понял только, с каких пор ты стал моим начальником. Последний раз, когда я видел босса, он был куда габаритнее тебя и далеко не такой симпатичный.

– Мне не нужно быть твоим чертовым боссом, чтобы запретить тебе соваться в мое дело. Я веду расследование, Фрэнк; я отдаю приказы. А ты их проигнорировал.

– Так напиши на меня рапорт. Назвать номер моего удостоверения?

– Очень смешно, Фрэнк. Я знаю, что правила для тебя пустой звук, а сам ты считаешь себя неприкосновенным. Черт, может, ты и прав; не знаю, что там за порядки у вас в Спецоперациях… – Снайперу гнев не к лицу; челюсть раздулась вдвое против обычного, на лбу выступила опасная вена. – Но все-таки имей в виду, я прилагаю все усилия, чтобы сделать одолжение тебе. Я ради тебя расшибаюсь в лепешку. А сейчас вообще не припоминаю, чего я так стараюсь. Если ты не прекратишь вставлять мне палки в колеса на каждом шагу, я могу и передумать.

Я подавил желание ударить по тормозам, чтобы Снайпер разбил лоб о стекло.

– Одолжение? Объявить, что с Кевином произошел несчастный случай?

– Не только объявить. Это пойдет в свидетельство о смерти.

– А, ну тогда замечательно, конечно! Меня переполняет благодарность, Снайпер. Просто нет слов.

– Дело не только в тебе, Фрэнк. Может, тебе и плевать, несчастный случай это или самоубийство, но твоей семье наверняка не все равно.

– Ну нет, милый мой, нет, нет, нет. Этим ты меня не проймешь. У тебя, приятель, нет ни малейшего понятия, с чем ты столкнулся. Во-первых, ты, возможно, удивишься, но в их мирке ты не главный: они будут верить в то, во что хотят верить, что бы вы с Купером ни понаписали в свидетельстве; моя мама, например, просила сообщить тебе, что имело место дорожно-транспортное происшествие. Я не шучу. Во-вторых, если большинство моих родственничков загорится синим пламенем, я мочи пожалею, чтобы их потушить. Мне глубоко положить, что, по их мнению, случилось с Кевином.

– А хоронят теперь самоубийц в освященной земле? Что скажет священник на заупокойной мессе? Что скажут соседи? Как это аукнется твоим родственникам? Не обманывай себя, Фрэнк, тебе вовсе не наплевать.