Фейтфул-Плейс

Мое терпение порядком пообтрепалось. Я свернул в узкий тупичок между двумя многоквартирными домами – задним ходом, чтобы быстро срулить, если придется выкинуть Снайпера из машины – и выключил зажигание. Над нами нависали балконы, по прихоти архитектора выкрашенные в синий цвет и в ущерб средиземноморскому эффекту выходящие на кирпичную стену и нагромождение мусорных баков.

– Итак, – сказал я, – гибель Кевина ты спишешь на самоубийство, комар носа не подточит. Позволь спросить, а что с делом Рози?

– Убийство. Естественно.

– Естественно. А убийца кто – неизвестный или неизвестные?

Снайпер молчал.

– Или Кевин?

– Ну, тут все несколько сложнее.

– Что именно?

– Если наш подозреваемый тоже мертв, мы обладаем определенной свободой выбора. Здесь есть тонкость: с одной стороны, если арест не предвидится, начальство не придет в восторг от перспективы вбухивать ресурсы в это дело. С другой стороны…

– С другой стороны, существует всемогущий процент раскрываемости.

– Смейся-смейся. Это не пустяк. Думаешь, я смог бы привлечь столько людей для твоей подруги, если бы мой процент раскрываемости был ниже плинтуса? Замкнутый круг: чем больше я получу от этого дела, тем больше смогу вложить в следующее. Прости, Фрэнк, но я не собираюсь рисковать надеждами следующей жертвы на правосудие – и собственной репутацией, – только чтобы пощадить твои чувства.

– Переведи. Что именно ты намерен сделать по делу Рози?

– Я намерен сделать все правильно. Еще пару дней мы будем собирать и сопоставлять улики и свидетельские показания, а потом, если ничего неожиданного не всплывает… – Снайпер пожал плечами. – Мне уже доводилось заниматься похожими делами. Обычно мы стараемся уладить ситуацию как можно деликатней. Дело уходит в прокуратуру, но без шумихи; никакой огласки, особенно если речь не о рецидивисте. Мы предпочитаем не порочить имя человека, который не в состоянии защититься. Если прокуратура признает нашу версию обоснованной, мы проводим беседу с семьей жертвы, даем понять, что полной определенности нет, но некоторый катарсис и утешение они получат. И на этом все – родственники жертвы живут дальше, семья убийцы не лишается покоя, мы можем считать дело закрытым. Такова обычная процедура.

– Почему у меня складывается впечатление, что ты пытаешься мне угрожать? – спросил я.

– Брось, Фрэнк. Ты чересчур драматизируешь.

– А как бы ты это назвал?

– Я бы назвал это попыткой предупредить. Но ты не облегчаешь мне задачу.

– О чем конкретно предупредить?

Снайпер вздохнул.

– Если, чтобы установить причину смерти Кевина, потребуется развернуть полномасштабное расследование, я это сделаю. Можешь не сомневаться, репортеры слетятся как мухи на мед. И, что бы ты ни думал о версии суицида, мы оба знаем пару журналюг, которые придут в восторг от сюжета о бесчестном копе. Думаю, ты и без меня догадываешься, каким бесчестным ты будешь выглядеть, попади эта история в дурные руки.

– А вот это и впрямь звучит как угроза, – сказал я.

– Кажется, я понятно объяснил, что предпочел бы не идти по этому пути. Но если это единственный способ прекратить твои игры в юного детектива… Я просто пытаюсь до тебя достучаться, Фрэнк. Других способов у меня не осталось.

– Снайпер, вспомни, что говорил тебе я, когда мы виделись последний раз?

– Что твой брат – не убийца.

– Правильно. Ты обратил на это хоть какое-то внимание?

Снайпер опустил солнцезащитный козырек и принялся изучать в зеркале бритвенный порез у себя на лице. Он запрокинул голову и провел большим пальцем по подбородку.

– В каком-то смысле я должен быть тебе благодарен, – сказал он. – Надо признаться, я вряд ли нашел бы Имельду Тирни, если бы ты не нашел ее для меня. А она оказалась очень полезной.

Изворотливая сучка…

– Не сомневаюсь. Очень услужливая – ну ты сам понимаешь…

– Нет-нет, она не просто пытается меня порадовать. Если дело дойдет до суда, ее показания прозвучат очень убедительно.

Снайпер выдержал паузу. К чему сводился их с Имельдой разговор, было ясно по его самодовольной ухмылке, но я все равно продолжил расспросы.

– Ну давай, порази меня. Что она наговорила?

Снайпер поджал губы, изображая раздумья.

– Фрэнк, если придется, она выступит свидетельницей. Я не смогу рассказать тебе о ее показаниях, если ты будешь вынуждать ее их изменить. Думаю, мы оба понимаем, как плохо это может кончиться.

Я не торопился. Несколько долгих секунд я холодно разглядывал Снайпера; потом откинулся на подголовник и провел ладонями по лицу.

– Знаешь, Снайпер, это самая длинная неделя в моей жизни.

– Понимаю, старик. Однако для всех будет лучше, если ты направишь свою энергию в более продуктивное русло.

– Ты прав. Начать с того, что мне вообще не стоило искать Имельду, тут я хватил через край. Они ведь с Рози дружили, понимаешь? Вот я и подумал, если уж кто и знает что-то…

– Надо было назвать ее имя мне. Я бы поговорил с ней вместо тебя. Результат был бы тот же – и никакого головняка.

– Да, ты снова прав. Просто… Трудно выбросить из головы, когда нет никакой определенности, понимаешь? Я люблю быть в курсе того, что происходит.