– А по-моему, все нормально было, – сказала Джеки. – Они с Гэвом на улице играли с детьми в футбол.
– Но после ужина он курил. А Кевин курит, только если на взводе.
Ну конечно. Уединиться для разговора тет-а-тет непросто, пока рядом ма (“Кевин Мэкки, о чем это вы там вдвоем шепчетесь, раз это так интересно, мы все хотим послушать…”). Если Кевин хотел перекинуться парой слов с Шаем – а бедный “тупой недоделок” именно этого и хотел, я-то его отшил, – то не нашел ничего умнее, чем пойти с ним курить на крыльцо.
Кевин наверняка тормозил – возился с сигаретой, терялся и заикался, пытаясь вытащить зазубренные осколки и обрывки, засевшие в мозгу, – а, пока он тянул, Шай пришел в себя и расхохотался: “Боже милостивый, ты что, парень, всерьез убедил себя, что я убил Рози Дейли? Да ты все напутал! Если хочешь знать, что на самом деле случилось… – Быстрый взгляд вверх, на окно, окурок гасится о крыльцо. – Впрочем, не сейчас, времени нет. Давай позже встретимся, ладно? Как уйдешь, возвращайся назад, только ко мне домой не ходи, а то ма захочет узнать, чем мы заняты. Пабы уже закроются, но я встречусь с тобой в шестнадцатом доме. Это ненадолго”.
Я бы на месте Шая так и поступил, и все прошло бы почти так же легко, как мне представлялось. Вряд ли Кевина радовала идея вернуться в дом шестнадцать, особенно в темноте, но Шай был куда умнее него; к тому же Шаем двигало отчаяние, а продавить Кевина всегда было проще простого. Ему бы и в голову не пришло бояться родного брата – по крайней мере, бояться физически. Кевин, хоть и вырос в нашей семейке, сохранил такую наивность, что у меня сводило челюсть.
– Ей-богу, Фрэнсис, ничего особенного. День был как сегодня. Они поиграли в футбол, потом мы поужинали, телик посмотрели… С Кевином все нормально было, не кори себя понапрасну.
– Он кому-нибудь звонил? – спросил я. – Ему кто-нибудь звонил?
Шай сузил глаза и бросил на меня быстрый оценивающий взгляд, но промолчал.
– Он переписывался с какой-то девушкой – с Эшлинг, кажется? Я ему говорила, чтобы не морочил ей голову, а он сказал, что я понятия не имею, как теперь дела делаются… Ужасно на меня огрызался, да. Поэтому я и говорю – не в духе. В последний раз виделись, и… – Слабый голос Кармелы задрожал от обиды, и она снова чуть не расплакалась.
– Больше ни с кем?
Девочки покачали головами.
– Хм-м… – протянул я.
– А что, Фрэнсис? – спросила Джеки. – Что это меняет?
– Тео Коджак идет по следу, – сказал Шай сиреневому небу. – “Кто любит тебя, детка?”[31]
– Скажем так, я слышал кучу разных объяснений того, что случилось с Рози, и того, что случилось с Кевином, – пояснил я. – И ни одно из них мне не нравится.
– Так и никому не нравится, – сказала Джеки.
– Бывают несчастные случаи, – сказала Кармела, ковыряя ногтем пузыри краски на перилах. – Иногда случаются страшные трагедии, и в этом нет ни логики, ни смысла. Понимаешь?
– Нет, Мелли, не понимаю. Как по мне, это такое же объяснение, что и остальные, которые пытаются мне скормить: огромная вонючая куча дерьма, недостойная ни Рози, ни Кевина. И глотать эту кучу я не настроен.
– Ничего не поделаешь, Фрэнсис, – веско, с чувством собственной правоты сказала Кармела. – Мы все убиты горем, и никакие объяснения на свете этого не исправят. Перестань в этом копаться, а?
– Я бы и рад, да только многие не перестанут, а в одной из популярных версий я фигурирую в качестве безжалостного злодея. Думаешь, не стоит обращать внимания? Ты же сама твердила, как хочешь, чтобы я сюда приезжал. Значит, я должен проводить каждое воскресенье в доме, где все соседи считают меня убийцей?
Джеки заерзала на ступеньке.
– Говорю же, это пустая болтовня, – сказал она. – Поговорят и забудут.
– А если я не злодей и Кевин не злодей, то объясните мне, что произошло?
Все надолго замолчали. В верхнем конце улицы, где-то в слепящем сиянии вечерних фонарей, послышалось торопливое приглушенное бормотание, сплетение детских голосов, и наконец из сияния перекрестьем черных теней выступили они – мужчины ростом с фонарные столбы, размытые, мелькающие дети. Голос Холли позвал: “Папа!” – и я помахал в ответ, хоть и не разобрал, где в этом подсвеченном мареве она. Длинные силуэты прыгали по дороге перед ними, причудливые тени приближались к нам.
– Все, – тихонько сказала Кармела, перевела дыхание и провела пальцами под глазами, чтобы не осталось никаких следов слез. – Все.
– Потом при случае дорасскажете, что случилось в прошлое воскресенье, – сказал я.
– А потом наступил поздний вечер, родители и я пошли спать, а Кевин и Джеки пошли по домам, – сказал Шай, швырнул окурок через перила и поднялся. – Конец.
Стоило нам вернуться в дом, как ма взвинтила обороты, чтобы наказать нас за то, что бросили ее в ужасном одиночестве. Свирепо кромсая овощи, она выстреливала приказами, точно пулеметными очередями: