Фейтфул-Плейс

– Как выпьет пару кружек, заведется…

Парни добрались до самой соли:

– А под утро Кев отправился домой с самой симпотной девчонкой! – Они сложились пополам, взвизгивая от хохота и чокаясь банками за давнишнюю победу Кевина.

Любой коп под прикрытием знает, что нет ничего глупее, чем воображать себя своим среди чужих, но сегодняшняя вечеринка была зашита мне в подкорку задолго до этого урока. Я начал подпевать: “Заведется…” – а когда Салли взглянула в мою сторону, одобрительно подмигнул и приподнял банку.

Она моргнула. Потом отвела глаза и продолжала петь, чуть быстрее:

– Но зато мой милок краше солнца, и я его без памяти люблю…

Насколько мне было известно, я всегда отлично ладил со всеми Хирнами. Не успел я сообразить, в чем дело, как у моего плеча возникла Кармела:

– Слушай, это прекрасно. Когда умру, хочу, чтоб меня тоже так провожали. – Она держала в руке стакан вина со льдом или другой какой-то бурды, а на лице ее застыло выражение одновременно мечтательное и решительное, что появляется, если порядком выпить. – Все эти люди… – Кармела широко взмахнула стаканом, – все эти люди любили нашего Кева. И, по правде говоря, я их не виню. Он был лапочка, наш Кевин. Просто лапочка.

– Он всегда был славным мальчиком.

– Он и вырос прекрасным, Фрэнсис. Жаль, ты не успел узнать его как следует. Мой выводок без ума от него был.

Кармела стрельнула в меня быстрым взглядом, и на секунду мне показалось, что она собирается что-то добавить, но она сдержалась.

– Нисколько не удивлен, – сказал я.

– Даррен однажды сбежал – один-единственный раз, ему было четырнадцать, – так я даже не переживала; я сразу поняла, что он пошел к Кевину. Уж как он убивается, Даррен то есть. Говорит, Кевин единственный из всех нас нормальный был, а теперь вообще незачем в этой семье оставаться.

Даррен с тоской махрового эмо на лице обтирал стены комнаты, теребя рукава мешковатого черного джемпера. Похоже, от расстройства он даже забыл стыдиться своего присутствия здесь.

– Ему восемнадцать, от огорчения винтики поотлетали. Не принимай близко к сердцу.

– Да понятно, он просто расстроен, но… – Кармела вздохнула. – Знаешь, кажется, он в чем-то прав.

– И что? Сумасшествие – семейная традиция, сестренка. С возрастом он оценит ее по достоинству.

Я пытался вызвать у нее улыбку, но она потирала нос и не сводила обеспокоенного взгляда с Даррена.

– Фрэнсис, думаешь, я плохая?

Я рассмеялся.

– Ты? Господь с тобой, Мелли! Мы давненько не общались, но если ты не превратила свой милый домик в бордель, то, по-моему, ты в порядке. Я повидал злодеев на своем веку, и, поверь моему слову, ты к ним не относишься.

– Наверное, это ужасно… – Кармела с сомнением покосилась на стакан в своей руке, словно не понимая, откуда он взялся. – Наверное, не стоит этого говорить, точно не стоит. Но ты ведь мой брат, правда? А братья и сестры для того и нужны?

– Ну конечно. Что ты натворила? Мне придется тебя арестовать?

– Иди ты! Ничего я не натворила. Просто подумала. Только не смейся, ладно?

– И в мыслях не было. Ей-богу.

Кармела недоверчиво взглянула на меня, проверяя, не прикалываюсь ли я, но в конце концов вздохнула и осторожно отпила из стакана – коктейль пах персиковым ароматизатором.

– Я всегда ему завидовала. Кевину. Всегда.

Такого я не ожидал и помедлил с ответом.

– Я и Джеки тоже завидую. И даже тебе раньше завидовала.

– Мне показалось, что ты вполне счастлива, разве нет?

– Да нет, господи, счастлива, конечно. У меня прекрасная жизнь.

– Тогда чему завидовать?

– Не в том дело. Это… Фрэнсис, помнишь Ленни Уокера? Я с ним совсем девчонкой гуляла, еще до Тревора.

– Смутно. У которого морда рябая?

– Ой, перестань. У бедняжки были угри, потом все прошло. Да меня его кожа и не волновала; я так радовалась, что у меня появился парень, страсть как хотела привести его домой и похвалиться перед всеми вами, но, сам понимаешь…

– Понимаю, – сказал я. Никто из нас никого в дом не приводил, даже в тех редких случаях, когда папаше полагалось быть на работе. Мы понимали, что лучше не рисковать.

Кармела быстро огляделась, чтобы убедиться, что никто не слышит.

– Но потом, – сказала она, – мы с Ленни как-то обжимались на Смитс-роуд, и тут па наткнулся на нас по пути из паба. Его от злости аж перекосило! Наорал на Ленни, велел ему убираться, а потом схватил меня за руку и давай хлестать по щекам… А уж костерил меня на чем свет стоит – я таких слов даже повторять не буду… Так и дотащил меня до самого дома и сказал, что еще одна бесстыжая выходка, и он меня в приют отдаст. Видит бог, Фрэнсис, у нас с Ленни дальше поцелуев никогда не заходило. Я ведь еще ничего не знала. – Столько лет прошло, но от одного воспоминания лицо Кармелы пошло неровными красными пятнами. – На этом у нас с Ленни все и кончилось. Потом при встречах он на меня даже не смотрел, слишком стыдно было. Я, конечно, его не винила.