– Господь милосердный, что это у Луизы – банка? Луиза! Ну-ка, иди ко мне!
Луиза выпучила глаза и с быстротой молнии исчезла в толпе. Кармела рванулась за ней.
Я отодвинулся поглубже в угол и остался стоять. Комната снова менялась. Святоша Томми Мерфи затянул “Былые времена” голосом, который некогда отдавал торфяным дымом и медом. Возраст добавил его пению хрипотцы, но Святошу по-прежнему заслушивались, обрывая разговоры на полуслове. Женщины подняли стаканы и закачались плечом к плечу, дети прижались к родительским ногам и слушали, засунув палец в рот; даже приятели Кевина приглушили свой обмен байками до полушепота. Святоша Томми закрыл глаза и запрокинул голову к потолку. “Взращен я был на песнях, на сказах о героях, на былях и легендах о Дублине былого…”
Нора слушала, прислонившись к оконной раме, и у меня чуть не остановилось сердце – так похожа она была на Рози, на ее темную, неподвижную, недостижимую тень с печальными глазами.
Я поскорее отвел взгляд и заметил у алтаря – Иисус и Кевин – миссис Каллен, маму Мэнди, она увлеченно беседовала с Вероникой Кротти, у которой, похоже, так и не прошел круглогодичный кашель. Когда я был подростком, мы с миссис Каллен ладили; она любила посмеяться, а я всегда умел ее рассмешить. Но на этот раз, когда я поймал ее взгляд и улыбнулся, она подпрыгнула как укушенная, схватила Веронику за локоть и с удвоенным напором зашептала ей на ухо, украдкой поглядывая в мою сторону. Каллены никогда не умели притворяться. Тут у меня и закрался вопрос, почему Джеки не подвела меня к ним поздороваться, когда я только приехал.
Я отправился на поиски Деса Нолана, брата Джули, с которым я когда-то дружил и которого мы с Джеки умудрились пропустить во время нашего мини-турне. При виде меня лицо Деса уморительно вытянулось, только мне было не до смеха. Он пробормотал что-то невпопад, показал на свою банку пива, которая не показалась мне пустой, и прошмыгнул в кухню.
Джеки я обнаружил загнанной в угол – на уши ей сел наш дядя Берти. Я изобразил на лице угрозу нервного срыва, вырвал Джеки из дядиных потных тисков, утащил ее в спальню и захлопнул за нами дверь. Комната теперь была персикового цвета, и все поверхности были заставлены фарфоровыми безделушками – довольно недальновидно с маминой стороны. Пахло сиропом от кашля и еще какой-то микстурой покрепче.
Джеки повалилась на кровать.
– Боже, – выдохнула она, обмахиваясь и отдуваясь. – Большущее спасибо. Господи, злословить, конечно, нехорошо, но неужели он не мылся с самого рождения?
– Джеки, что происходит?
– В каком смысле?
– Половина присутствующих со мной не разговаривают, даже в глаза не смотрят, зато им есть что сказать, когда они думают, что я не вижу. Что за дела?
Джеки состроила гримаску, одновременно невинную и хитрющую, как ребенок по уши в отмазках и шоколаде.
– Тебя ведь давно не было. Они тебя двадцать лет не видели, вот и дичатся.
– Хрень. Это потому что я копом стал?
– Ой, нет. Ну, может, чуточку, но… Да брось ты, Фрэнсис! Это ж чистой воды паранойя!
– Джеки, я должен знать, что происходит. Я серьезно. Не надо крутить мне мозги.
– Господи, да расслабься ты, я тебе не подозреваемая. – Джеки встряхнула банку. – Не знаешь, сидр еще остался?
Я сунул ей едва початую банку “Гиннесса”.
– Итак, – поторопил я сестру.
Джеки вздохнула, вертя банку в руках.
– Ты же знаешь Фейтфул-Плейс. Хоть намек на скандал…
– …и все налетят, как стервятники. Значит, сегодня я на десерт, так?
Она скованно пожала плечами.
– Рози убили в ночь, когда ты уехал. Кевин умер через две ночи после твоего возвращения. И ты отговаривал Дейли обращаться к копам. Некоторые… – Она осеклась.
– Скажи, что ты шутишь, Джеки. Скажи, что Фейтфул-Плейс не считает меня убийцей Рози и Кевина.
– Не вся Фейтфул-Плейс, только некоторые. По-моему, – Фрэнсис, послушай, – по-моему, они сами в это не верят, а болтают для красного словца: тебя не было, потом ты стал копом и все такое. Не обращай внимания, им просто острых ощущений не хватает.
Я вдруг заметил, что еще держу в руке пустую банку из-под сидра, хотя и смял ее в искореженный комок. Такого можно было ожидать от Снайпера, от остальных жеребцов из Убийств, даже от некоторых из Спецопераций, но чтоб родная улица…
Джеки с беспокойством смотрела на меня.
– Понимаешь, о чем я? И потом, иначе получается, что Рози убил кто-то из местных. Люди не хотят думать…
– Я сам местный.
Повисла тишина. Джеки робко потянулась к моей ладони; я отдернул руку. Темная комната казалась пугающей, по углам сгустились тени. За стеной, в гостиной, люди вразнобой подпевали Святоше Томми: “Я старше стал и жестче, в уме от пива туман, меняется и Дублин; всему удел один…”
– Люди бросались такими обвинениями тебе в лицо, и ты пустила их в этот дом?
– Не будь глупее, чем ты есть, – разозлилась Джеки. – Мне никто слова не сказал, у кого наглости хватит? Я бы их по стенке размазала. Только намеки. Миссис Нолан сказала Кармеле, что ты всегда в центре событий, Салли Хирн напомнила маме, что ты всегда заводился с пол-оборота, нос Живчику разбил…